Давид Самойлов - Избранное

Белые стихи

Рано утром приходят в скверыОдинокие злые старухи,И сердитые пенсионерыНа скамейках читают газеты.Здесь тепло, розовато, влажно,Город заспан, как детские щеки.На кирпично-красных площадкахБьют пожарные струи фонтанов,И подстриженные газоныРазмалеваны тенью и солнцем.

В это утро по главной дорожкеШел веселый и рыжий пареньВ желтовато-зеленой ковбойке.А за парнем шагала лошадь.Эта лошадь была прекрасна,Как бывает прекрасна лошадь —Лошадь розовая и голубая,Как дессу незамужней дамы,Шея — словно рука балерины,Уши — словно чуткие листья,Ноздри — словно из серой замши,И глаза азиатской рабыни.

Парень шел и у всех газировщицПокупал воду с сиропом,А его белоснежная лошадьНаблюдала, как на стаканеОседают озон с сиропом.Но, наверно, ей надоелоНаблюдать за веселым парнем,И она отошла к газонуИ, ступив копытом на клумбу,Стала кушать цветы и листья,Выбирая, какие получше.— Кыш! — воскликнули пенсионеры.— Брысь! — вскричали злые старухи.Что такое — шляется лошадь,Нарушая общий порядок! —Лошадь им ничего не сказала,Поглядела долго и грустноИ последовала за парнем.

Вот и все — ничего не случилось,Просто шел по улице парень,Пил повсюду воду с сиропом,А за парнем шагала лошадь…

Это странное стихотвореньеПосвящается нам с тобою.Мы с тобой в чудеса не верим,Оттого их у нас не бывает..

Бертольд Шварц

Я, Шварц Бертольд, смиреннейший монах,Презрел людей за дьявольские нравы.Я изобрел пылинку, порох, прах,Ничтожный порошочек для забавы.Смеялась надо мной исподтишкаВся наша уважаемая братья:«Что может выдумать он, кроме порошка!Он порох выдумал! Нашел занятье!»Да, порох, прах, пылинку! Для шутих,Для фейерверков и для рассыпныхХвостов павлиньих. Вспыхивает — пых! —И роем, как с небесной наковальни,Слетают искры! О, как я люблюИскр воркованье, света ликованье!..

Но то, что создал я для любованья,На пагубу похитил сатана.Да, искры полетели с наковален,Взревели, как быки, кузнечные меха.И оказалось, что от смеха до грехаНе шаг — полшага, два вершка, вершок.А я — клянусь спасеньем, боже правый! —Я изобрел всего лишь для забавыСей порох, прах, ничтожный порошок!

Я, Шварц Бертольд, смиреннейший монах,Вас спрашиваю, как мне жить на свете?Ведь я хотел, чтоб радовались дети.Но создал не на радость, а на страх!И порошочек мой в тугих стволахОбрел вдруг сатанинское дыханье…Я сотворил паденье крепостей,И смерть солдат, и храмов полыханье.Моя рука — гляди! — обожжена,О господи, тебе, тебе во славу…Зачем дозволил ты, чтоб сатанаПохитил порох, детскую забаву!Неужто все, чего в тиши ночейПытливо достигает наше знанье,Есть разрушенье, а не созиданье.Чей умысел здесь? Злобный разум чей?

Шуберт Франц

Шуберт Франц не сочиняет —Как поется, так поет.Он себя не подчиняет,Он себя не продает.

Не кричит о нем газета,И молчит о нем печать.Жалко Шуберту, что этоТоже может огорчать.

Знает Франц, что он кургузыйИ развязности лишен,И, наверно, рядом с музойОн немножечко смешон.

Жаль, что дорог каждый талер,Жаль, что дома неуют.Впрочем — это все детали,Жаль, что песен не поют!..

Но печали неуместны!И тоска не для него!..Был бы голос! Ну а песниЗапоются! Ничего!

«Хочется мирного мира…»

Хочется мирного мираИ счастливого счастья,Чтобы ничто не томило,Чтобы грустилось не часто.

Хочется синего небаИ зеленого леса,Хочется белого снега,Яркого желтого лета.

Хочется, чтоб отвечалоВсе своему назначенью:Чтоб начиналось с начала,Вовремя шло к завершенью.

Хочется шуток и смехаГде-нибудь в шумном скопище.Хочется и успеха,Но на хорошем поприще.

Дни

(1963-1979)

«Давай поедем в город…»

Давай поедем в город,Где мы с тобой бывали.Года, как чемоданы,Оставим на вокзале.

Года пускай хранятся,А нам храниться поздно.Нам будет чуть печально,Но бодро и морозно.

Уже дозрела осеньДо синего налива.Дым, облако и птицаЛетят неторопливо.

Ждут снега. ЛистопадыНедавно отшуршали.Огромно и просторноВ осеннем полушарье.

И все, что было зыбко,Растрепано и розно,Мороз скрепил слюною,Как ласточкины гнезда.

И вот ноябрь на свете,Огромный, просветленный,И кажется, что городСтоит ненаселенный,—

Так много сверху неба,Садов и гнезд вороньих,Что и не замечаешьЛюдей, как посторонних.

О, как я поздно понял,Зачем я существую!Зачем гоняет сердцеПо жилам кровь живую.

И что порой напрасноДавал страстям улечься!..И что нельзя беречься,И что нельзя беречься…

Перед снегом

И начинает уставать вода.И это означает близость снега.Вода устала быть ручьями, быть дождем,По корню подниматься, падать с неба.Вода устала петь, устала течь,Сиять, струиться и переливаться.Ей хочется утратить речь, залечьИ там, где залегла, там оставаться.

Под низким небом, тяжелей свинца,Усталая вода сияет тускло.Она устала быть самой собой.Но предстоит еще утратить чувства,Но предстоит еще заледенетьИ уж не петь, а, как броня, звенеть.

Ну, а покуда в мире тишина.Торчат кустов безлиственные прутья.Распутица кончается. РаспутьяПодмерзли. Но земля еще черна.Вот-вот повалит первый снег.

«Вода моя! Где тайники твои…»

Вода моя! Где тайники твои,Где ледники, где глубина подвала?Струи ручья всю ночь, как соловьи,Рокочут в темной чаще краснотала.

Ах, утоли меня, вода ручья,Кинь в губы мне семь звезд, семь терпких ягод,Кинь, в краснотале черном рокоча,Семь звезд, что предо мной созвездьем лягут.

Я притаюсь, притихну, как стрелок,Боящийся спугнуть семью оленей.Ручей лизнет мне руку, как телок,И притулится у моих коленей.

Память

Е. Л.

Я зарастаю памятью,Как лесом зарастает пустошь.И птицы-память по утрам поют,И ветер-память по ночам гудит,Деревья-память целый день лепечут.

И там, в пернатой памяти моей,Все сказки начинаются с «однажды».И в этом однократность бытияИ однократность утоленья жажды.

Но в памяти такая скрыта мощь,Что возвращает образы и множит…Шумит, не умолкая, память-дождь,И память-снег летит и пасть не может.

Фейерверк

Музыкантам, музыкантамБыло весело играть.И под небом предзакатнымТрубам весело сиять.

Но окрестности темнели,Угасал латунный сверк.И, когда сомкнулись ели,Вдруг ударил фейерверк.

С треском, выстрелом и шипомОн распался на сто звезд.Парни в танце с диким шикомМяли девушек, как воск.

И опять взлетел над паркомФейерверк и прянул вниз.И тогда с тревожным каркомГалки стаями взвились.

И рассыпалися чернымФейерверком, прянув вверх.Но хвостом разгоряченнымВновь распался фейерверк.

Свётла начали крутиться,Поднимаясь к небесам.И тогда другие птицыЗаметались по кустам.

Ослепленные пичугиУстремлялись от огней,Трепыхаясь словно чубыПерепуганных коней.

И тогда взлетел Огромный,Словно лопнуло стекло.И сияющей коронойВсплыло нежное Светло.

Как шатер оно снижалось,Озаряя небеса.С тенью тень перемежалась,Словно спицы колеса.

И последняя шутихаГде-то канула на дно.И тогда настало Тихо,И надвинулось Темно.

Мы стояли, рот разинув,И глядели долго вверх.И как битву исполиновВспоминали фейерверк.

Красота