Давид Самойлов - Избранное

ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Том второй

ПОЭМЫ

СТИХИ ДЛЯ ДЕТЕЙ

ПОРТРЕТЫ

Поэмы

Чайная

1Поле. Даль бескрайная.У дороги — чайная,Чайная обычная,Чистая, приличная.Заходите погреться,Если некуда деться!

Там буфетчица Варвара,Рыжая, бедовая,Чаю даст из самовара,Пряники медовые.И поет Варвара звонче колокольчика«Коля, Коля, Колечка,Не люблю нисколечко…»

А на улице — мороз,Словно спирт горючий.И сугроб у окнаКрепче свежего кочна,Белый и скрипучий.Облепил проводаИгловатый иней.Холода, холода —Воздух синий.

Ну, а в чайнойДвери хлопают.У порогаЛюди топают.РукавицейО стол брякают,Выпивают водки,Крякают.

Мастера, шофераПьют свои законные.Рядом, полные забот,—Райпотреб,Райзагот —Ангелы районные.

И старушка робкаяВорожит над стопкою.

Две красавицы колхозные,Как два облака морозные.

А в углу — мужичок,Закурил табачок —И молчок.

2Дым летит к небесам,Пар течет по усам,Входит в чайную сам —Федор Федорыч сам.Враз видать по глазам —То ли зав,То ли зам.Ишь, какой грозный!А за нимИ над нимВьется облаком дым —Пар морозный.

Федор Федорыча все приветствуют,Федор Федорыч всем ответствует:Вот, мол, выпить зашелПрохладительной…Ничего человек —Обходительный.

А буфетчица ВарвараМедной змейкой вьется.И сама того не знает,Отчего смеется.Смех ее летит, как снег,—В руки не дается.И поет Варвара звонче колокольчика:«Коля, Коля, Колечка,Не люблю нисколечко…»

3Заиграли утки в дудки,Тараканы в барабаны.Инвалиды шли —Прямо в дверь вошли.А один без рук,А другой без ног,Забрели сам-друг,Увидав дымок.

Ванька и Петяха,Веселы, хмельны.На одном рубаха,На другом штаны.

Говорят Брюки:«Мне бы только — руки!Взял бы в руки я гармонь,Вот тогда меня не тронь —Заиграл бы тогда,Заиграл бы!»Говорит Рубаха:«Мне бы только пол ноги,На полноги — сапоги,Заплясал бы тогда,Заплясал бы!»

«Подайте убогим,Безруким-безногим,Бывшим морякам,Вашим землякам,

Людям божьим,Кто сколько может —А кто не может,Тому мы поможем…»

Словно рыбка в сеть,Полетела медь —Караси-медяки,Гривенники-окуньки.

«Ну, а ты, начальничек,Дал бы хоть на чайничек!»Федор Федорыч встает,Кошелек достает,Лезет вглубь,Вынул — рупь.

4Стали рядом инвалидыВозле стойки тесной.И запели инвалидыНа мотив известный.А о чем они запели —Не расскажешь, в самом деле!

Поют, как из Германии,С оторванной рукой,Идет солдат израненныйТихонечко домой.

Не очень песня складная —И голос и слова,А очень безотрадная…А может, и права?..

Приумолкла чайная,Тишина застыла.Песня та печальнаяВсех разбередила:Всяк грустит о себе,О солдатской судьбе,О российской беде,О мужицкой нужде.

Федор Федорыч тоже слушает,Не прихлебывает и не кушает.

«Распроклятая войнаСлишком долгая была!Девка год ждала,И другой ждала,А на третий годК мужику ушла.Ушла к мужику,К нефронтовику…»Вот о чем она поет,Почему тревожит!Федор Федорыч встает,Больше он не может —У него душа горит,Лопнуло терпение:«Прекратить,— говорит,—Прекратить,— говорит,—Пение!»

Бабка стопочку взяла,Да и разом в горло,Не закусывая,РотРукавом отерла.

«Это как же терпеть,Чтобы людям не петь!Ишь, начальники!Ишь, охальники!»

А за ней шоферня,В кулаки пятерня,Говорят:«Пусть поют!Что ж им петь не дают!Дайте петь ребятам!»И еще —Матом.Лишь один мужичокЗакурил табачок —И молчок!..

5Как Варвара встала,Сразу тихо стало.Федор ФедорычуМедленно сказала:«Не ходи ты сюда,Не ищи ты стыда.А столкнешься со мной —Обходи стороной.Не затем я ушла,Что другого ждала,А затем я ушла,Что твоей не была.Так тому и быть,Нам с тобой не жить!»

Тут ему бы помолчать,Не искать обиды,Тут ему бы не кричать:«Эй вы, инвалиды!Нынче свадьба на селе —Парень женится.Там потребуетсяВаше пеньице!Раздобудьте адресок,Загляните на часок!»

Шапку сгреб,Дверью — хлоп!

Все тихонько сидят,На Варвару не глядят…

6А на улице —Зорька зимняя.Солнце щурится,Тени синие.И мороз лихой —Из стекла литой.

Едет свадьба на трехтонке,Едут парни и девчонки,Сестры и браты,Дружки и сваты.Мимо чайной пролетели —Завернуть не захотели…

Говорит бабка:«Чтой-то здесь зябко».А за ней шофера:«Ну и нам пора».Лишь один мужичокЗакурил табачокНапоследок:«Так-то вот! Эдак!»

В чайной стало пусто.Варе стало грустно.Лечь бы спать бы —Не слыхать той свадьбы…

7Где-то в дальнем отдаленьеЗа дворами брешут псы.На мерцающих каменьяхХодят звездные часы,Все оковано кругомЛегким, звонким чугуном.Старый сторож в теплой шубеСпит, объятый сладким сном.

Тишина на белом свете!А в проулке снег скрипит:Федор Федорыч не спит.Он идет под синей стужейПо тропинкам голубым —Никому-то он не нужен,И никем он не любим!

На краю села гуляют,Свадьбу новую справляют.Там и пляшут и поют,А его не позовут.

И еще в одном окошкеНынче за полночь светло.Заморожено стекло,Желтым воском затекло.Варя вышивает,Песню напевает —Поет в одиночкуМалому сыночку:«Поздно вечеромДелать нечего,Нет ни месяца,Ни огней.Баю-баюшки,Баю-баюшки,Утро вечераМудреней…»Заморожено стекло,Желтым воском затекло.В снег скатилася звезда…Холода,Холода.

1956

Ближние страны

Записки в стихах

Я возмужал

Среди печальных бурь…

Подступы

1Человечек сидит у обочины,Настороженный, робкий, всклокоченный.Дремлет. Ежится. Думает. Ждет.Скоро ль кончится эта ВтораяМировая война?Не сгорая,Над Берлином бушует закат.Канонада то громче, то глуше…— Матерь божья, спаси наши души,Матерь божья, помилуй солдат.Ночью шли по дороге войска.И шоссейка, как зал после бала,Неуютна, длинна и пуста:Банки, гильзы, остатки привала.Сквозь шпалеры деревьев усталоЛьется наискось странный, двойнойСвет, рожденный зарей и войной.Сон глаза порошит, словно снег.Человечек вздремнул у кювета.Вдруг — машина, солдаты.— А этоКто такой?— Да никто. Человек.—Щекотнул папиросный дымок.Итальянец и сам бы не могДать ответ на вопрос откровенный.Он — никто: ни военный, ни пленный,Ни гражданский. Нездешний. Ничей.Приоткрыв свои веки усталые,Он покорно лепечет: «Италия!»Лешка Быков, насмешник и хват,Молча скинул с плеча автомат,Снял котомку, где пара портянок,Старый песенник, соль в узелкеИ портреты крестьян и крестьянокЗапеленаты в чистом платке,Целлулоидовый воротничок,Нитки, мыло, табак и так далее.— На, бери, заправляйся, Италия!Хлеба нету, одни сухари.Ничего, не стесняйся, бери.—Страх прошел. Итальянец встаетИ лопочет с комичным поклоном.Старшина говорит:— Ну и клоун! —Тут и впрямь начинается цирк.Итальянец, незнамо откуда,Вынул зеркальце, бритву, посуду,Оселок, помазок. Чирк да чирк!И ребята моргнуть не успели,Как, буквально в секунду одну,Итальянец побрил старшину.— Ну и парень,— сказал старшина.На шоссе загудела машина.И опять от предместий БерлинаДонеслась канонадой война.Было холодно. Мутно. Пустынно.К небесам устремляя свой взгляд,Итальянец шептал исступленно:— О, спаси наши души, мадонна,Матерь божья, помилуй солдат!

2Рассветало. Обычное утро,Не зависимое от войны.Мы слонялись без дела по хутору,Мы до вечера были вольныИ не думали, что будет вечером.Скучновато казалось разведчикам…Немцев не было. Дом был пустой.Дом просторный. Покрыт черепицей.Двор квадратный. Сараи. Хлева.Все добротное — бороны, плуги…А над нами текла синева.Тучки плыли, как белые струги,И весна предъявляла права.

Мы на солнышке грелись. И вдругВ воротах появилась корова.Не спеша огляделась вокруг.Удивилась. Моргнула глазами.И понюхала воздух.Мой другСтаршина засмеялся: здорово!И тогда обернулась корова,И, мыча простодушное «му!»,Осторожно шагнула к нему.

— Ишь, признала! Нашла земляка!Мы смеялись, держась за бока,А корова мычала простецкиИ глазами моргала по-детски.

Старшина усмехнулся хитро:— Сопляки. Не понять вам скотину!Он поднялся, забрался в машинуИ достал для чего-то ведро.А корова уже понялаИ поближе к нему подошла.И доверчиво и благодарноПеред ним замычала она,Предлагая свои вымена.

Мы замолкли. Струя молокаСвежим звуком ударила в днище,И в ведро потекло молочище,Воркоча и пузырясь слегка,Как ручей, как поток, как река…Мы почтительно встали кругом,И никак не могли наглядеться,И дышали парным молоком,Теплым запахом дома и детства,Пьяным запахом пота, земли,Разнотравья, ветров и соломы…

Было тихо. И только вдалиВновь прошлись орудийные громы.

3Вечер. Снова слегка моросит.В доме, возле переднего края,Мы сидим, шестерых провожаяНа заданье. Задача ясна.— Ну, валяйте,— сказал старшина.— Перекурим,— сказали ребята.Вдоль стены разместились горбатоУгловатые тени. СвечаИх качала. И тени курилиТень табачного дыма, с плечаНе снимая теней автомата.— Ну, валяйте! — сказал старшина.—Зря не суйтесь! Обратно — к рассвету,В два пятнадцать мы пустим ракету…

Вышли. Ночь не казалась темна.Мгла была лиловатой от зарев,От сухих дальнобойных зарниц,От бесшумных прожекторных бликов.— Ну, давай попрощаемся, Быков!До свиданья.— Прощай!(Я сказал:«До свиданья».— «Прощай»,— он ответил.)Моросило. Строчил пулемет —Немец ночь решетил с перепугу.Шесть теней уходили по лугу,Чуть пригнувшись, цепочкой, вперед…— Ты чего? — вдруг спросил старшина.— Ничего.

За деревьями где-тоВ небесах расплескалась ракета,Свет разлился холодный, нагой,Чем-то схожий с зеленой фольгой.Тени плыли бесшумно и низко…Где-то рядом смеялась связистка,Балагурил веселый басок.— Ну, ступай. Отдохнул бы часок.Быков должен вернуться к рассвету.В два пятнадцать мы пустим ракету.—Ночь вокруг не казалась темна.Становилось прохладно и сыро.— Между прочим,— сказал старшина,—Дней пяток остается до мира…

…Я ночую в разрушенном домеС изреченьем в ореховой рамке:«Здесь ты дома, оставь все заботы».Здесь я дома… На улице танкиГромыхают, гудят самолеты,Дом разрушен, и пулей пробитаЭта заповедь чуждого быта.За стеной, чтобы нас не тревожить,Осторожно рыдает хозяйка.Муж ее, лысоватый мужчина,Перепуган, хотя и не слишком.У него есть на это причина:Он запасся полезным письмишком —На обычном тетрадном листочкеТри-четыре корявые строчки:

«Этот немец Фриц Прант, разбомбленный,Был хороший, не делал худого.Я жила у них. Оля Козлова».Этот немец Фриц Прант РазбомбленныйПредложил мне дурного винишкаИ заботливо спрятал письмишко.Я улегся на старом диване.Черт с ним, с Прантом. Не вредно соснуть.Ночь бомбило. Мне снилась бомбежка…

…Три часа. Возвратится ли Лешка?Ждем в окопчике… Ждем. НебосводЧуть светлей. Бой смещается к югу…Пять теней возвращались по лугу,Чуть пригнувшись, цепочкой, вперед.

Лешки Быкова не было.

Баллада о конце Гитлера