Джон Донн - Стихотворения и поэмы
ЛИХОРАДКА
Не умирай! – иначе яВсех женщин так возненавижу,Что вкупе с ними и тебяПрезреньем яростным унижу.
Прошу тебя, не умирай! —С твоим последним содроганьемВесь мир погибнет, так и знай,Ведь ты была его дыханьем.
Лишен тебя, своей души,Останется он разлагаться,Как труп в кладбищенской тиши,Где люди-черви копошатся.
Схоласты спорят до сих пор:Спалит наш мир какое пламя?О мудрецы, оставьте спор,Сей жар проклятый – перед вами.
Но нет! не смеет боль терзатьТак долго – ту, что стольких чище;Не может без конца пылатьОгонь – ему не хватит пищи.
Как в небе метеорный след,Хворь минет вспышкою мгновенной,Твои же красота и свет —Небесный купол неизменный.
О мысль предерзкая – суметьХотя б на час, безмерно краткий,Вот так тобою овладеть,Как этот приступ лихорадки!
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Она мертва; а так как, умирая,Все возвращается к первооснове,А мы основой друг для друга былиИ друг из друга состояли,То атомы ее души и кровиТеперь в меня вошли, как часть родная,Моей душою стали, кровью сталиИ грозной тяжестью отяжелили.И все, что мною изначально былоИ что любовь едва не истощила:Тоску и слезы, пыл и горечь страсти —Все эти составные частиОна своею смертью возместила.Хватило б их на много горьких дней;Но с новой пищей стал огонь сильней.И вот, как тот правитель,Богатых стран соседних покоритель,Который, увеличив свой доход,И больше тратит, и быстрей падет,Так – если только вымолвить посмею —Так эта смерть, умножив свой запас,Меня и тратит во сто крат щедрее,И потому все ближе час,Когда моя душа, из плена плотиОсвободясь, умчится вслед за ней:Хоть выстрел позже, но заряд мощней,И ядра поравняются в полете.
НОЧНАЯ ПЕСНЬ В ДЕНЬ СВЯТОЙ ЛЮСИИ
Ты полночь года, мрачная Люсия, —На семь часов выходит солнце днем —Не грозный огнь таится в нем,А только сполохи пустые.Животворящий сокИссяк, и хладный труп земли иссох,А жизнь свернулась пологом у ног.Но мир угасший кажется живееПред мною – эпитафией своею.
Любовник будущий, смотри, каков я,И вспомни в час, как будешь ты влюблен —Я прах, который претворенАлхимиком, сиречь Любовью.Смотри, сколь мощен тот,Кто квинтэссенцию воссоздаетИз тьмы, утрат, отсутствий и пустот.Я им убит – и воскрешен, однако,Из несуществованья, смерти, мрака.
Другим дана душа, и дух, и тело —Все элементы мира слиты в них.Стать кладбищем пустот немыхМне одному любовь велела.Мы плакали вдвоем —Мир был похож на бурный водоем;В два Хаоса, пылающих огнем,Ревнивая нас обращала мука;Бессмертных душ лишала нас разлука.
Я – эликсир, из ничего созданный,Когда она (возможно ли?) мертва.Адамов сын и зверь, траваИ червь, и камень бездыханныйСпособны и любитьИ ненавидеть. Всех связует нить,Любой владеет чем-то, дабы жить.И даже тень от некого предметаЛожится, и немыслима без света.
Но я Ничто, и солнце мне не встанет.Любовник будущий, когда в свой срокСветило меньшее воспрянетИ в полночь вступит в Козерог,Не трать напрасно дней;Моя ж любовь в обители своейПирует, и, готовясь к встрече с ней,Вигилией, Кануном назову яПолночный час и полночь годовую.
ЦВЕТОК
Тебе и невдогад,Цветок, что здесь родилсяИ на моих глазах семь дней подрядТянулся, расцветал и вверх стремился,Теплу и блеску солнечному рад, —Но невдогадТебе, что грянут заморозки скороИ венчик твой умчится с грудой сора.
Тебе и невдогад,Смешное сердце, – как синица,Влетевшая в чужой, запретный сад,Мечтая здесь навеки поселиться:Мол, песенки мои хозяйке льстят, —Но невдогадТебе, что завтра утром на рассветеПокинуть нам придется кущи эти.
И что ж? Мучитель мой,Ты заявляешь мне с насмешкой:
Пора – так отправляйся, дорогой,А я останусь: мне какая спешка?Пускай друзья в столице ублажатТвой слух и взгляд,А также вкус разнообразьем лестным;Что тебе сердце на пиру телесном?
Ты остаешься? – пусть!Прощай; но поумерь стремленья;Знай: просто сердце, боль его и грусть,Для женщин – нечто вроде привиденья:Вещь странная, без вида и примет;Иной предметПриставить к делу им поможет опыт;Но что им сердца любящего ропот!
Увидимся опятьТам, в Лондоне, дней через двадцать;Успею я румянец нагулятьОт вас вдали; счастливо оставаться.Явись же к сроку по моим следам:Тебя отдамЯ только той, какая б восхотелаМеня всего – души моей и тела.
АГАТОВЫЙ ПЕРСТЕНЬ
Ты черен, как моя тоска,И хрупок, как любовь ее хрупка, —Двух супротивных наших свойств причудливыйтайник:Храниться можешь век, сломаться – вмиг.
О, почему ты не сродниВенчальным кольцам? Все-таки ониЛюбовь скрепляют веществом, что твержеи ценней,Чем ты, поделка модных кустарей.
И все ж укрась мизинец мой,С ее большого пальца дар благой!Живи со мной, ведь та, что свой обет разбитьсмогла,Уж верно, и тебя б не сберегла.
БОЖЕСТВО ЛЮБВИ
Хотел бы дух любовника призвать я,Что до рожденья Купидона жил.Знавал ли он столь низкое занятье:Вздыхать о той, которой он не мил?А нынче мы – ни шагу от заветаБожка жестокого: сему примета,Что сам люблю я без ответа.
Для этого ль мальчишку обучали?Его заботой было – распознатьДвух душ взаимный пламень и вначалеДруг к дружке их умело подогнать,Загладить и приладить: только это!Не мог он и помыслить, чтобы где-тоЛюбовь осталась без ответа.
Но возгордился деспот малолетний —В Юпитеры, как видно, метит он:И страсть, и гнев, размолвки, письма, сплетни, —Всем ведает отныне Купидон.О, был бы он низвергнут, сжит со света —Божок, чья власть столь многими воспета, —Я не любил бы без ответа!
Но богохульствовать, пока он в силе,Не стану, чтоб не вызвать худших бед:Меня лишить любви он может – илиЕе принудит полюбить в ответ,Но страсть такая – хуже пустоцвета:Подделка, что душою не согрета!Уж лучше пытка без ответа.
РАЗБИТОЕ СЕРДЦЕ
Он целый час уже влюбленИ цел еще? Не верь бедняге!Любовью был бы он спаленБыстрей, чем хворост при хорошей тяге.Ну кто в рассказ поверит мой,Что год я проболел чумой?Кто видел, в здравом находясь рассудке,Чтоб бочка с порохом горела сутки?
Нет худшей доли, чем попастьК любви в безжалостные руки:Она не забирает частьОт сердца, как берут иные муки, —Она сжирает целиком,Как щука, нас одним глотком,Бьет наповал и косит ряд за рядом,Как из мортир со сдвоенным зарядом.
Не так же ль точно, посуди,Любовь со мною расквиталась?К тебе я сердце нес в груди,А после нашей встречи что с ним сталось?Будь у тебя оно – в ответТвое смягчилось бы. Но нет!Любовь его по прихоти нежданнойШвырнула об пол, как сосуд стеклянный.
Но так как полностью в ничтоНичто не может обратиться,Осколков тысяча иль стоВ моей груди сумели разместиться.В обломке зеркала – чертыВсе те же различаешь ты;Обломкам сердца ведомы влеченья,Восторг и грусть… Но не любви мученья.
ТРОЙНОЙ ДУРАК
Я дважды дурнем был:Когда влюбился и когда скулилВ стихах о страсти этой;Но кто бы ум на глупость не сменил,Надеждой подогретый?Как опресняется вода морей,Сквозь лабиринты проходя земные,Так, мнил я, боль души моейЗамрет, пройдя теснины стиховые:Расчисленная скорбь не так сильна,Закованная в рифмы, не страшна.
Увы! к моим стихамПевец, для услажденья милых дам,Мотив примыслил модный —И волю дал неистовым скорбям,Пропев их принародно.
И без того Любви приносит стихПечальну дань; но песня умножаетТриумф губителей моихИ мой позор тем громче возглашает.Так я, перемудрив, попал впросак:Был дважды дурнем – стал тройной дурак.
ПИЩА ЛЮБВИ
Амур мой погрузнел, отъел бока,Стал неуклюж, неповоротлив он;И я, приметив то, решил слегкаЕму урезать рацион,Кормить его умеренностью впредь —Неслыханная для Амура снедь!
По вздоху в день – вот вся его еда,И то: глотай скорей и не блажи!А если похищал он иногдаСлучайный вздох у госпожи,Я прочь вышвыривал дрянной кусок:Он черств и станет горла поперек.
Порой из глаз моих он вымогалСлезу, – и солона была слеза;Но пуще я его остерегалОт лживых женских слез: глаза,Привыкшие блуждать, а не смотреть,Не могут плакать, разве что потеть.
Я письма с ним марал в единый дух,А после – жег! Когда ж ее письмуОн радовался, пыжась, как индюк, —Что пользы, я твердил ему,За титулом, еще невесть каким,Стоять наследником сороковым?
Когда же эту выучку прошелИ для потехи ловчей он созрел,Как сокол, стал он голоден и зол:С перчатки пущен, быстр и смел,Взлетает, мчит и с лету жертву бьет!А мне теперь – ни горя, ни забот.
ЗАВЕЩАНИЕ
