Император Пограничья 14 - Евгений И. Астахов
— Двое Магистров против одного! — прорычал он.
— Против императора, — поправил я. — Разница существенная.
Я бросил взгляд на Петра, всё ещё сидящего на стуле, парализованного страхом:
— Пётр, закрой глаза.
После чего перевёл взор на противников и улыбнулся с холодком:
— Ну что, начнём, господа?..
Железнов бросился первым, и огненный шквал обрушился на меня оранжевой волной. Одновременно Воронцов послал эфирные лезвия по дуге — бледно-голубые серпы, способные выпить мой магический резерв при контакте. Хлястин выхватил пистолет, прицелился.
Я даже не повернулся к генералу. Мысленное усилие — и металл оружия в его руках потёк, превращаясь в острые шипы. Они пронзили запястья, ладони, вошли в грудь. Вражеский командир захрипел, кровь брызнула из пробитых лёгких, и он рухнул на колени, судорожно хватая ртом воздух.
Из земли под ногами вырвалась каменная стена — огонь Железнова разбился о неё, растекаясь по сторонам. Я специально расширил барьер, прикрывая и Петра. Эфирные лезвия Воронцова прошли сквозь камень, как сквозь масло — магически созданная материя для эфира не преграда. Пришлось уклоняться, чувствуя, как они рассекают воздух в сантиметре от лица.
Проклятье!
В другой ситуации я бы просто обрушил на них Тектонический разлом или активировал Хрустальную паутину. Но Пётр сидел в трёх метрах — любое мощное заклинание убьёт мальчишку. Приходилось сдерживаться, использовать точечные удары.
Железнов не дал времени на раздумья. Магическое усиление превратило его в размытое пятно — горящий кулак прошёл там, где мгновение назад была моя голова. Я активировал Воздушный шаг, и мир замедлился. В растянутом восприятии я видел, как представитель Гильдии движется — быстро, но предсказуемо. Удар справа, апперкот, локоть в солнечное сплетение.
Я парировал, отступая. Каждый блок отдавался болью в покрытых металлом предплечьях — накачанные магией удары были чудовищно сильны. Палатка уже горела в нескольких местах, дым ел глаза.
Воронцов действовал холодно и расчётливо. Каждый раз, когда я пытался сформировать дальнобойное заклинание, эфирное пламя окутывало конструкт, и он рассыпался. Каменные снаряды исчезали на полпути. Металлические лезвия таяли в воздухе.
— Ты можешь быть десятикратно силён, Платонов — прошипел патриарх, посылая очередную волну эфирного огня, — но без магии ты никто!
Я усмехнулся, уворачиваясь от мощного апперкота оппонента, и наказал его за самоуверенность, создав каменный кулак толщиной с фонарный столб. Удар пришёлся Железнову в рёбра — я услышал хруст ломающихся костей. Майор отлетел к стенке палатки, харкнул кровью.
Одновременно металлический хлыст сформировался в моей левой руке — тонкий, гибкий, острый как бритва. Взмах — и лезвие полоснуло по руке Воронцова, разминувшись с выброшенным ему навстречу сгустком эфирного пламени. Патриарх вскрикнул, но в последний момент голубоватое пламя вырвалось из раны, рассеивая хлыст. Конечность сохранил, лишь мышцы разрублены до самой кости.
Железнов поднялся, придерживая сломанные рёбра. В глазах полыхала ярость берсерка. Он атаковал снова — огненные молоты, раскалённые цепи, горящие копья. Я парировал, уклонялся, контратаковал. Подвижные металлические щиты отражали самые опасные удары. Каменные иглы вырастали из пола, заставляя противников отступать.
Воронцов пытался поймать меня в ловушку — создавал эфирные стены, отрезая пути отступления. Но я просто проходил сквозь них, игнорируя потерю части резерва. Ещё несколько ходов, и всё будет кончено. Это я знал наверняка.
Новый обмен ударами. Железнов получил каменным наростом в челюсть, так, что клацнули зубы и отлетел прочь. Если бы не усиленные соматомантией мышцы, позвоночник уже рассыпался бы в труху. Воронцов едва увернулся от металлического диска, пролетевшего в миллиметре от его горла.
И тут Железнов поднялся. Кровь текла из разбитого рта, кости явно сломаны, но в глазах полыхало безумие. Он поднял обе руки и ударил кулаками в землю.
Я понял, что будет, за долю секунды до взрыва. Вся накопленная ярость, вся огненная магия — он выпустит её одним ударом. Вспышка, которая испепелит всё в радиусе десятков метров.
Я мог выстроить равномерную защиту вокруг себя или банально нырнуть под землю Каменной поступью. Мог попытаться контратаковать.
Вместо этого я развернулся лицом к эпицентру, в один шаг оказавшись рядом с мальчиком. Он сжался на стуле, глаза расширены от ужаса. Я закрыл его спиной, одновременно активируя Живую броню. Кожа превратилась в металлический сплав. Гранитный щит вырос вокруг нас. Многослойная защита из камня и металла прикрыла нас обоих.
Эфирные клинки Воронцова уже летели следом, готовые пробить мои барьеры, и тогда огонь Железнова хлынет через прорехи, найдёт плоть. Я это знал, принимая решение. Но позади меня был ребёнок, а впереди — всего лишь боль. Выбор был очевиден.
В последний миг я успел прошептать, не глядя себе за спину:
— Не бойся, Петька. Всё будет хорошо.
Мир взорвался оранжевым пламенем.
* * *
Пётр прижался спиной к грубой ткани палатки, весь дрожа от ужаса. Перед ним разворачивалась картина, от которой кровь стыла в жилах. Окрашенный пламенем мужчина сражался как одержимый — лицо исказилось от ярости, глаза налились кровью, вены на шее вздулись. Огненные хлысты летали по палатке, прожигая дыры в стенках, от которых тянуло холодным октябрьским воздухом.
— Ты сдохнешь здесь, Платонов! — рычал тот, выплёвывая слова вместе с кровавой слюной. — Я вырву твоё сердце и принесу Соколовскому!
Мальчик сжался ещё сильнее, пытаясь стать невидимым. В кармане тяжело оттягивала ткань склянка — та самая, что дал ему Василий. «Уравнитель. Блокирует магические каналы», сказал тот худой человек с внимательные глазами. «Твой отец заслуживает хотя бы крупицы справедливости».
Для Петра время словно замедлилось. Он видел, как страшный человек поднялся, держась за окровавленный бок. Видел безумие в его глазах. Тот вскинул обе руки и с силой ударил кулаками о землю.
Огненный шар начал формироваться в центре палатки — оранжевое пламя закручивалось спиралью, становясь всё ярче, горячее. Жар опалил лицо мальчика даже на расстоянии.
И тут воевода бросился вперёд, закрывая мальчика своим телом. Пётр видел напряжённую спину, слышал тяжёлое дыхание. Каменная стена выросла вокруг них, кожа на руках Прохора стала металлической, но огонь уже рвался наружу.
В эти секунды в голове мальчика пронеслась вся его жизнь. Воевода помнил его имя — назвал сразу, как вошёл. Воевода пришёл за ним сюда, в самое пекло, рискуя жизнью. Воевода забрал их с матерью из той ужасной камеры в лечебнице Гильдии, где мама плакала каждую ночь, думая, что он спит. Привёз в Угрюм, где Пётр снова смог ходить в школу, где мама больше не вздрагивала от каждого
