Тревожная ночь - Пётр Владимирович Угляренко
Повернувшись к столу, взял телефонную трубку:
- Мушника ко мне!
Тут же вынул из сейфа наган - положил в ящик: этому оружию положено быть в музее почётным экспонатом, а не вещественным доказательством на суде. Тот, кто воспользовался им для убийства, совершил двойное преступление! Когда попадётся, надо будет сперва его проверить - не сумасшедший ли!
Под дверью послышались шаги, и майор, откинувшись назад, быстро закрыл ящик, ждал.
И вот уже стоит в дверях Мушник, который подозревается в страшном преступлении. Как и вчера, он очень бледный, но уже какой-то тихий, спокойный. Может, после похорон, а может...
- Присаживайтесь. Как спалось?
Павел поблагодарил и сел. Пытливо взглянул на майора и мысленно отметил: обеспокоенный, как будто несдержанный.
Пристальнее, чем вчера, посмотрел и майор на него, как будто разуверился во всём, что он, Павел, доказывал во время их предыдущего разговора. Было видно, что майор узнал уже больше и знает что-то такое, чего они вчера не касались. Заинтересовался: про что? Неужели Виктор оказался убийцей? Или таки действительно встречался с Натальей? Как майор его прижал, он и раскололся! Потому что нет такого тайного, что бы не стало явным.
Павел нетерпеливо смотрел на майора, ждал - какой будет первый вопрос? Не сомневался, что начнёт именно с него, Виктора, своего работника. Пусть всего и не скажет, но скажет: ошибся лейтенант, и он, Павел, невиновен.
Но майор зажёг сигарету и ещё раз поинтересовался:
- Отдохнули немного? Ничто вас не беспокоило?
- Что ещё должно было беспокоить?
- Какое-нибудь видение?
- Видение?
- Да. Она не приходила к вам, плача?
- Почему вы спрашиваете?
Майор как бы спокойно затянулся дымом и вместе с ним выдохнул:
- Двое вас держали наган в руках - вы и ваша жена, Наталья. Но ведь она не сама себя убила, знаете ли.
- Не знаю... Вырвалась от меня, побежала.
- Куда?
- Я говорю, что не знаю!
- Сегодня вы вспомнили, что побежала, а вчера ваша память кончалась на том, что упала.
Ждал Павел, что майор нахмурится, сделает из этого вывод - будто что-то утаивает или же стремится запутать следствие. Но майор Ковальчук неожиданно для него улыбнулся, как будто сам скрывал какую-то тайну. Потом, выдержав паузу, ответил ему, Павлу, сам:
- Раз память стала лучше, вижу, что вы отдохнули хорошо... успокоились. Да?
Не мог не удивиться Павел:
- Что-то беспокоит вас моё здоровье.
- Почему бы и нет? Разве я не человек?
- В данном случае... не совсем.
- Кто же я для вас в данном случае?
- Майор... Лицо официальное...
Ковальчук придвинул себе пепельницу, притушил окурок.
- А вы, кто вы?
- Ваша жертва – вот кто я.
- Значит, считаете себя не просто невиновным, но даже жертвой? И это что-то новое... Получается, я - карающий меч?
- Это ваше право.
Решительно возразил майор Ковальчук:
- Ошибаетесь, Мушник, такого права я не имею, и никто из нас не имеет. Оно и не нужно. Последнее слово за судом, а суд может даже оправдать подсудимого - бывает же, что следователи по той или иной причине, а допускают ошибку. Недаром говорят: не ошибается лишь тот, кто ничего не делает!
Павел заметил:
- А разве вы имеете право - ошибаться?
- Не имеем, и в этом я с вами согласен, Мушник, здесь есть правда.
Обрадовался Павел:
- И то - хлеб. Но...
- Ну-ну... договаривайте.
- Когда ваша задача - не только обвинять, но и защищать от несправедливых обвинений - докажите это сейчас, в этом деле.
- Доказали бы - да вы нам, как нарочно, перепутываете карты. Говорю - как нарочно, потому что здесь беда не только в злом умысле, как, наверное, в вашей неискренности. Заладили - во всём виноват я, ещё и показали руки - вот этими руками её задушил. А потом - я не виноват, я не убивал, это другой... Дошли вплоть до того, что назвали убийцей молодого следователя, вашего же бывшего товарища - вы почему-то вчера и не сказали, что с Виктором были сначала друзьями, играли в одной спортивной команде.
- Какое это имеет значение! - растерянно ответил Павел.
Майор вынул пачку с сигаретами.
- Имеет значение - откровенность. И я в этом вас убежу. Скажите, почему вы утаили, что в ночь на воскресенье, когда произошло преступление, были в вытрезвителе?
- Я... - Павел затянулся: в его лицо пламенем ударил страшный стыд, и он невольно закрыл его ладонями.
Майор понял: своим вопросом попал в цель - тогда в вытрезвителе был именно он, Мушник! Павел неожиданно начал проситься на волю:
- Я сам найду убийцу, только отпустите!
- Такого в нашей практике никогда не было.
- Пусть не было - почему же не может быть? В Америке, например, самого крупного преступника могут освободить под залог.
- У нас - не Америка, где всё покупается за деньги. Нам дорог человек, а не капитал... Это азбучная истина.
- Но с преступностью борются и в Америке. Убийца - он везде одинаков.
- В том и суть, - подхватил майор, - И убийца не смеет ходить на свободе, потому что за одним преступлением может совершить второе, и уже никакими деньгами его поступки не возместить. Чем скорее всякий преступник будет изолирован - тем лучше для общества, для каждого...
Недоговорил, потому что в дверях, выпрямившись, стал старшина милиции.
- Старшина Бородин. По вашему вызову, товарищ майор...
- А-а... прошу вас, старшина, проходите.
Павел снова закрыл лицо руками: узнал, не мог не узнать дежурного милиционера из городского вытрезвителя. Старшина повёл себя с ним тогда доверительно, понял, что он, Павел, как-никак - интеллигент. Теперь всё всплывет на поверхность! Майор нарочно громко сказал:
- Товарищ Бородин, знакомьтесь...
Пришлось Павлу снять с лица руки, а старшина, услышав от майора такое простое приглашение, тоже воскликнул:
- Кого это я вижу? Москаленко, вы?
- Москаленко, говорите? - переспросил сразу майор.
Старшина подтвердил:
- Да, Москаленко!
Павел неожиданно для самого себя решил играть дальше:
- Товарищ старшина, вовсе не Москаленко я, Мушник моя фамилия. Опознали...
- Как это может быть? - удивился тот.
- А так, что я вас впервые вижу.
На это резко поднялся майор:
- Ну вот что, Мушник! Комедия закончена!
