Коммунальная квартира - Алевтина Ивановна Варава
Никакие увещевания не помогли, даже Марьяшка не смогла убедить невестку одуматься. Осознав, что муженёк боится, и притом вовсе не жалобы в соответствующую инстанцию, а чего-то совсем другого, Аннушка заявила, что, значит, будет спать в Г-образной комнате одна, потому что толку от супружеской постели в обществе всей Гришкиной родни всё равно немного.
И она вызывающе постелила на кровать, где цензора удушили шепотки ненапечатанных слов (или конкретная женщина) отутюженное постельное бельё с розовыми чайными розочками. А потом ещё и табуретку принесла. И настольную лампу.
— Торшер не работает, починить бы, — заметила Аннушка.
— Это надобно ждать, пока у Витьки щетина не вырастит, — непонятной местной присказкой ответил Демьян. Видно вроде рака на горе тут у них в обороте.
Гришке очень всё это не нравилось. Очень и очень. Он даже всерьёз подумал на жену настучать.
А потом подумал ещё раз — и настучал.
Но подселить кого-то в пустующую комнату до вечера, конечно, не успели.
Глава 11
Круговорот Мурки
До ночи Гришка ходил смурной и решительно вытребовал у Демьяна кошку Мурку, для охраны. Мурку пришлось прямо-таки подкидывать в Г-образную комнату, потому что, во-первых, Аннушка от неё отказалась, а во-вторых, сама Мурка туда не хотела абсолютно.
Спустя час Демьян постучал к Бубликовым и тут же открывшему Гришке мрачно передал Мурку.
— Под кроватью у меня была, — извиняющимся голосом сказал он. — Упрямая.
Гришка заругался по матушке, прошёлся по коридору, приоткрыл нехорошую дверь и запулил Мурку наместо. Демьян покачал головой, сходил к себе и опять принёс кошку из-под кровати.
— Шёл бы ты к ней, Гриш, — посоветовал он. — Ну не поможет. Видно же.
Глава 12
О том как Гриша Бубликов оставался мужчиной
Григория Бубликова учили всегда оставаться мужчиной. И он старался.
Гриша оставался мужчиной в первом классе, когда в школе всем делали Манту, и самые отпетые одноклассники утирали носы перед кабинетом медсестры.
Оставался мужчиной, когда во дворе появилась мода ходить на незавершённую стройку в соседнем районе и обязательно перепрыгивать с плиты на плиту на высоте будущего восьмого этажа.
Оставался мужчиной, когда раз поздним вечером по дороге из НИИ услышал в арке тёмного двора истошный женский вопль. Тогда Гриша получил наливистый фингал под левым глазом и самую искреннюю благодарность от одной почтенной гражданки, едва не лишившейся получки.
На самом деле Григорий Бубликов оставался мужчиной даже в те три дня, когда уснул в семейной комнате, а проснулся… тоже там да не там. Те года он вспоминать не любил.
Какие ещё года — спросите вы?
А дело в том, что тогда Гриша немало и весьма насыщенно попутешествовал…
Глава 13
Первая ночь длиною в год
В первую ночь был 1917 год. Гришка проснулся не в своей постели, а в какой-то телеге на подпрыгивающем сундуке. Снаружи, из-за натянутого над головой брезента, слышались окрики и голоса.
Почему-то Гришка не испугался. Точнее, он ошалел, но скорее как наблюдатель, а не участник происходящего. Порыва вопить или бежать куда-то не было, только оцепенение и шок. А когда средство передвижения с сильнейшим толчком (тут же по лбу Гришке прилетело каким-то тюком с твёрдым содержимым) остановилось, и брезент сдёрнули, Гришка со всеми вместе взялся тащить сундуки и коробки по тёмной грязной лестнице на второй этаж.
Часов через пять, когда он и какой-то мужик в телогрейке, потные и уставшие, присели у подъезда, чтобы покурить и отдохнуть, Гришка, провожая очередную пару людей, волокущих огромный дубовый шкаф, завязанный верёвкой, чтобы не хлопали дверцы, вдруг со всей отчётливостью понял, что скарб, сгружаемый с прибывающих одна за другой телег, не может поместиться в квартире.
Квартира была та самая, где спустя десятки лет Гришка родится. Ну, в смысле, родится-то он в роддоме, но уже трёх дней от роду въедет на всех правах в комнату родителей, где позже появятся две его сестры, а потом и упрямая жена Аннушка.
Знал Гришка откуда-то и то, что телеги везут сюда убранство целого особняка, большего, чем весь дом, ну или по меньшей мере такого же: ведь дом был трёхэтажным, а имение — двухэтажным. Только волокли пожитки не во весь дом, а только в одну квартиру. Бесконечно.
Чтобы спрятать.
Знал Гришка и то, что на дворе январь, и что это — последний январь Российской Империи. Где-то далеко, за шестьсот километров отсюда, очень скоро всё весьма сильно переменится.
Князь откуда-то знал об этом тоже, хотя был здешний, а не как Гришка — временный гость. И принял меры.
Ещё знал Гришка, что маленький барчук лет пяти, сын того самого князя, — это его, Гришкин, отец Семён, хотя говорили Григорию Бубликову всегда, что семейство их — потомственные рабочие, и что именно потому дали им когда-то их комнату. Но маленький мальчик в камзоле, несомненно, был его отцом Семёном. Именно отцом. Не дедом и не прадедом. Хотя на дворе стоял 1917 год.
Телеги прибывали ещё почти что целые сутки.
Гришка бросил помогать и только сидел разинув рот с того момента, как в квартиру начали переправлять конюшни. Жеребцы и кобылы без особого энтузиазма поднимались по лестничным пролётам, некоторые с трудом пролезали в дверь квартиры. Ни одного коня внутри Гришка не встретил. Вещей в коридоре и комнатах тоже оказалось не то чтобы много.
И люди куда-то девались. Входили и пропадали. Не все, но почти все.
Князя Гришка так и не увидел. Ни в первый день, ни в последующие триста шестьдесят четыре, уместившиеся в эту первую ночь.
Внешние комнаты обставили скромно. До марта им пытались придать некоторый лоск, а потом — наоборот, максимальную непрезентабельность.
В конце октября в квартире разместились люди с оружием. Пришли сами, ни у кого не спросив. Ушли тоже сами, чуть раньше первого же рассвета.
Некоторые — седыми.
Гришкины волосы за этот год тоже поменяли цвет, но не побелели, а посветлели. Ещё не до блондинистых, но довольно ощутимо.
Он не совсем проживал то время. Скорее присутствовал. Мог участвовать в происходящем, но не мог его перекроить. Он пробовал. Не получалось.
Князь так и не появился.
А отец Гришкин был тем ещё сорванцом. Но с манерами. Странными и очень ему несвойственными. Надо было признать, что за жизнь он поменялся в лучшую
