Девочка из черного мрамора - Ася Александровна Плошкина
– Как? – Тамара не была уверена, что хочет это знать, но все же спросила.
– С младенчества вбивали им в голову нацистскую идеологию. Возможно, были какие-то тренировки. Но точно никто не знает, что там происходило, – почти все документы эсэсовцы в конце войны уничтожили.
– Звучит жутко.
– И было тоже жутко. Особенно когда верхушка рейха поняла, что дети рождаются слишком медленно и на то, чтобы завоевать мир, их не хватит. Поэтому детей в приюты Лебенсборна стали просто похищать, и не только из Германии, но и из Чехии, Норвегии, Швеции, Польши, даже из СССР. Забирали с улиц или прямо от родителей, увозили в питомники, держали в ужасных условиях… Потом отправляли в богатые арийские семьи. Тех, кто подходил, само собой. Был достаточно чистокровным.
– А тех, кто не подходил? – ужаснулась Тамара.
– Убивали в газовых камерах. Или как-то по-другому…
После недолгого молчания Соня протянула Тамаре ее телефон.
– Больше ничего нет?
– Остальное на немецком, я его, к превеликому сожалению, не знаю.
– Зато я знаю.
Соня и Тамара вздрогнули от этого голоса и обернулись. В паре метров от беседки на дорожке, сунув руки в карманы, стоял Артем.
– Особенно если хорошо попросите. – Он усмехнулся.
– А ты можешь… – начала Соня.
Тамара ее перебила:
– Ничего не нужно, Самбуров. А подслушивать особенно.
Артем пожал плечами:
– Как хотите. Вы, кстати, осторожнее. Не гуляйте одни. Видели в пабликах, тут где-то вроде есть волки? Кто-то уже… – Он закатил глаза, высунул язык и откинул голову на плечо.
– Артем, ты где… – На тропинке показалась Лера в белоснежном кашемировом пальто и кофейного цвета сапожках. Она остановилась, с беспокойством оглядывая всю картину и пытаясь понять, что здесь происходит.
– Да вроде здесь…
– Пойдем? – Она перебросила через плечо блестящие каштановые пряди, поправила белые пушистые «наушники» и нежно продела свою руку сквозь локоть Артема.
Тот нахмурился, дурашливо отсалютовал Тамаре и Соне двумя пальцами и двинулся дальше в парк. Тамара зачем-то проводила их взглядом и успела заметить, как Артем, отойдя подальше, дернул плечом, стряхивая Лерину руку, и что-то ей сказал. Она виновато опустила голову и побрела рядом, спрятав руки в карманы.
– Отчего ты так? Он же хотел помочь, – укоризненно заметила Соня.
– Он хотел повыделываться. Показать свое превосходство. Ну его. А что это за история с волками?
– Не в курсе, если честно. Насколько я знаю, здесь никаких волков нет и быть не может. Просто нет таких лесов, в которых они могли бы спокойно жить.
– Значит, он этот бред выдумал. Понятно, – фыркнула Тамара.
– Мне тут в голову пришла одна мысль… Имя нашей героини, выходит, начиналось на «А»?
– А фамилия, скорее всего, на «Н».
– Откуда это тебе известно?
– Видишь, тут написано, что она вырезала на мяче свои инициалы. – Тамара нехотя ткнула ногтем в экран. – Этот мяч лежит там же, где я нашла дневник.
– А где…
– Не могу сказать. Так какая у тебя мысль?
– Сплошные загадки. – Соня, кажется, немного обиделась. – Я находила кое-что среди старых книг, но не до конца уверена… Мне нужно посмотреть еще раз.
– Угу. – Тамара разочарованно выдохнула. – Расскажешь, когда будешь уверена до конца? Потому что пока я мало что понимаю…
– Да, расскажу. А теперь ты позволишь мне закончить обед?
…Через пару часов, когда Тамара заканчивала писать сочинение о том, что значит, по ее мнению, взросление, ее телефон тихонько завибрировал. Дождавшись, пока учительница отвернется, она открыла сообщение от Сони;
«Взгляни. Сдается мне, я отыскала хозяйку дневника».
Под сообщением была картинка. Когда она прогрузилась, Тамара увидела старую черно-белую фотографию и почти сразу узнала крыльцо школы. На крыльце стояла девочка – такая маленькая и худенькая, что казалось, ей здесь едва ли больше семи-восьми лет. Огромные испуганные глаза, острые скулы, две длинные растрепанные косы с вплетенными в них темными лентами. Пальцы сжимают подол белоснежного кружевного платья, плечи чуть приподняты, словно девочка собирается спасаться от фотографа бегством.
«Почему ты думаешь, что это она?»
Соня почти сразу прислала ответ. Только фото. Белый прямоугольник с желтыми подтеками – видимо, обратная сторона фотографии. И два слова и дата, написанные аккуратным почерком, уже почему-то знакомым Тамаре: «Angelika Neumann, 1944».
Так вот кто ты такая, А. N.
Глава 21. Браслет с единорогами
В привидений Тамара почти не верила. Она любила смотреть ужастики и читать всякие щекочущие нервы мистические истории. О неприкаянных душах, которые печально бродят по старинным замкам, о мстительных призраках, которые сворачивают шеи тем, кого считают виноватыми в своей смерти, о восставших из могил мертвецах с пустыми глазами и распадающейся плотью. Но ей ведь скоро пятнадцать, верить в такое на полном серьезе – все равно что верить в Деда Мороза. Иногда даже хотелось бы жить в таком мире, где есть и привидения, и ведьмы, и драконы, и сказочные королевства: сражаться с обезумевшими призраками или кровожадными ожившими трупами точно было бы интереснее, чем писать контрольные по алгебре или отчаянно пытаться прижиться в новой школе.
Да, если уж выбирать, Тамара предпочла бы именно такие трудности. Но увы, когда тебе пятнадцать, ты уже понимаешь, что подарки под елку кладут родители, письмо из Хогвартса не придет, а о жизни после смерти ничего не известно.
Нет, возможно, у человека и правда есть душа и после смерти она покидает тело и может отправиться куда угодно. Но если бы у Тамары был выбор: лететь в загробный мир или остаться в собственном доме, чтобы играть с тремя игрушками и до смерти пугать живых девчонок, она бы совершенно точно выбрала первое. А если никакого загробного мира нет – летала бы по планете, бесплатно смотрела фильмы в кинотеатрах и подобрала бы себе какой-нибудь полуразрушенный готический особняк, где ее точно не потревожат никакие школьники или зеваки.
Но эта ее насмешливая рациональная уверенность в том, что существует только то, что можно увидеть и объяснить, куда-то пропала, когда она снова поднималась на чердак и отсчитывала про себя оставшиеся ступеньки. Семь, шесть, пять…
Чердак встретил Тамару молчанием и сумерками – там было тихо
