Модно, сексуально, бессознательно. Психоанализ стиля и вечной проблемы «мне опять нечего надеть» - Паскаль Наварри
Здесь речь идет о том, чтобы передать точное послание: иметь эти люксовые бренды – значит иметь доступ, в качестве «членов высшего общества», к жестоким сексуальным сценариям, которые предназначаются им лишь потому, что у них, вероятно, есть деньги, чтобы организовывать подобные мероприятия, контролировать их и получать от этого наслаждение. В этом дефиле и реклама намного больше схожи с садизмом, чем обычные порнографические журналы.
Таким образом, модным желанием, вероятно, является желание иметь доступ к предположительно разнузданной сексуальности богачей и сильных мира сего, «которые все могут себе позволить». У тех, кому по средствам роскошь, дверь спальни остается открытой, и первичные фантазии превращаются в прекрасные застывшие фотографии, доступные в любой момент.
Очень оригинальный способ путем опошления противостоять страху, который пробуждают фантазии, касающиеся своего происхождения, своей жизни, сексуальности и разницы полов… И так реализованная оферта намного беспощаднее разрушает этим опошлением наши влечения, чем грубые башмаки очевидной провокации.
Итак, мода – и это главнейшая часть осуществляемого ею обольщения – влечет за собой все первичные тревоги, связанные с существованием либидо, обеспечивая их исключительной репрезентативной поддержкой. Игра может проходить на фоне этих страхов, порой с эротическим налетом. Но во что она превращается, когда мода, совершая неожиданный разворот, переходит от опошления к крайнему опошлению, стирая разницу полов и поколений, интимного и социального?
Игры и страхи, от фетишизма к мазохизму
«Сегодня в большей степени, чем когда бы то ни было, мода решила ответить без обиняков на все призывы дремлющих внутри нас фетишистов. Она, как ненасытный вампир, питается разными фантазиями и экзотикой… которые четко отделяет от мономании убежденного фетишиста, не считающегося с модой по причине ее эфемерности»[116].
Те, кто в последние годы пишет о моде, часто прибегают к учению Фрейда о психоанализе, чтобы понять так называемые фетишистские периоды. Как пишет журналистка Женевьева Лафосс-Довернь, многие из опрошенных модельеров связывают свою тягу к одежде со своего рода «милым фетишизмом», «прелестным извращением», как предлагает называть это Жан-Поль Готье[117], и мнят себя, на собственный манер, «де Клерамбо»[118].
В психоанализе фетишизм имеет смысл, превосходящий расположение к объекту культа. Это психический процесс, особый способ решения проблемы, встающей перед каждым ребенком, открывающим для себя разницу полов: откровение об отсутствии пениса у женщины вызывает у мальчика страх потерять этот орган, которого, как он узнает, лишена значительная часть человечества, что в реальности становится для него своеобразным обоснованием его страха.
Иногда этот главный страх, традиционно называемый страхом кастрации, способен повлечь за собой специфическую психическую реакцию – фетишизм. Когда это открытие происходит в травматичной психической атмосфере[119], связанной с превратностями психической жизни детей с родителями, борьба со страхом кастрации и сопутствующими ему психическими травмами может сжать дистанцию между проблемой и ее решением, доведя ее до состояния «всегда готового, волнующего, приятного и эффективного действия, позволяющего контролировать» тревогу и травмы. Именно это сжатие и является фетишем, действием, обеспечивающим сексуальное возбуждение от определенного предмета.
Для фетишиста, наряду с реальностью разницы полов, существует психическое пространство нереальности, где он располагает особым пенисом, который можно добавить к женщине и наличие которого необходимо для того, чтобы он смог добиться сексуального удовольствия. Именно этот необходимый и постоянный аспект является признаком фетишизма.
Однако наряду с этим специфическим видом уклонения от тревоги «ни один человек мужского пола, вероятно, не избавлен от ощущения ужаса кастрации при виде женских половых органов»[120]. Самого дьявола не минует эта участь[121].
Хотя огромное множество мужчин преодолевает этот страх, большинство из них, вероятно, празднуют свою победу над ним, уделяя особый интерес тому или иному виду аксессуаров – носителей специфического возбуждения, одновременно напоминающих о прежнем страхе и его преодолении. Речь идет о том, чтобы накрепко затвердить, через препятствия и добавление аксессуаров, что только у женщин нет мужского органа и что это они должны по-настоящему страдать, представляя себе такую потерю.
«Вероятно, можно наблюдать другой вариант фетишизма, но в данном случае это было бы параллелью, взятой из сравнительной психологии, как в том китайском обычае уродовать женскую стопу, чтобы затем, как перед фетишем, преклоняться перед искалеченной ногой. Можно было бы считать, что китаец хочет отблагодарить женщину за то, что она подчинилась кастрации»[122].
Сегодня, хотя «ритуалы сдерживания» могут показаться менее травматичными, чем перебинтованные ступни и корсеты, они постоянно обновляются в соответствии с современной модой. И хотя, безусловно, большинство западных женщин так радикально не калечат себе ноги, весьма возможно, что хирургические операции, например, для коррекции вальгусной деформации стопы стали необходимы в результате повреждений, связанных с постоянным ношением высоких каблуков.
И не случайно журналистка и писательница Камилла Мортон посвящает множество страниц своей книги деликатной проблеме, давая разумные советы по поводу того, как носить туфли на шпильках, например: «Когда шпильки начинают врезаться вам в ноги, как нож для сыра, смените туфли» или: «Всегда давайте своим ногам денек передохнуть»[123].
Итак, когда модельер задается этим вопросом, его мозг работает в особом режиме психической деятельности, возможно, смешивая черты сублимации с собственной волей демиурга: он может добавить к обнаженной женщине нечто одновременно драгоценное и то, что подразумевает некоторое стеснение и недостаток телесной свободы.
Таким образом, в зависимости от его настроения, женщина может показаться иногда кастрированной, а иногда нет. Но ради чего женщины согласились бы усмирять мужскую тревогу?
Когда Фрейд говорит о вытекающем из этого чувстве признательности со стороны мужчин, можно предположить, что женщины, соглашающиеся с таким стеснением, делают это ради обольщения, удваивая нарциссическую уверенность, являющуюся результатом такой памятной практики. Но наряду с этим, несомненно, очень сильным мотивом можно найти и другие: например, женщины часто коллекционируют отдельные аксессуары (сумки, обувь…) и способны превратить свой гардероб, созданный с любовью и пристальным вниманием, в настоящий культ, поскольку он способен пробуждать у них удовлетворение и эмоции.
Также создается впечатление, что некоторые женщины очень дорожат своими аксессуарами, представляющими для них череду временных «фаллических» триумфов («обладание им в нужный момент»). Однако при этом накопительный аспект все-таки не перестает означать отсутствие, как змеи на голове Медузы, поскольку известно, что в психоанализе умножение
