Модно, сексуально, бессознательно. Психоанализ стиля и вечной проблемы «мне опять нечего надеть» - Паскаль Наварри
Идет ли здесь речь о простой эксгибиционистской провокации, нацеленной на то, чтобы обеспечить этим модным домам продажи через shockvetising[111], как способ эксплуатировать подавляемые нами сексуальные влечения, бесцеремонно подстегивая их?
Как подчеркивает семиолог и лингвист Жиль Люгрен в статье «Между завышенными гомосексуальными ожиданиями и glam trash [трэш-гламур, буквально – гламурный мусор]: полемика о роскошном порно», реклама должна продемонстрировать смелость, а «усиленно вовлекая адресную аудиторию, шоковая реклама гарантирует, что ее заметят, и существенно повышает уровень запоминаемости»[112].
Итак, выдвижение на первый план обнаженного тела, выставляемого напоказ и подвергающегося в скрытых или явных садомазохистских сценариях разной степени грубому обращению, якобы не более, чем способ надежно привлечь внимание, а также запомниться тому, кто на него смотрит. Демонстрация элементов жесткого секса через аксессуары, ситуации, подразумевающие его признаки, якобы напрямую активируют вуайеризм и создают абсолютно новую связь между продуктом и тем, кто на какое-то время становится объектом этой манипуляции.
Цель такой рекламы – представить «своего рода оферту, воздействующую на инвестиционные возможности зрителя путем травматического обольщения через картинку»[113], как считает психоаналитик Поль Дени, упоминая об особенностях некоторых видов обольщения через образ. Вероятно, это именно то, что заставляет связывать эти образы с литературными ссылками, словно эти ассоциации тоже были предопределены, поскольку оферта расширяется, охватывая речь, письменность, историю.
Не правда ли, какая неприкрытая ирония скрыта в том, что некоторые фотографы, работающие в области моды, чтобы защититься от своей жестокой сексуальной рекламы, взывают к именам великих художников, таких как Караваджо и Делакруа, утверждая, что вдохновляются классическими полотнами, «чтобы демонстрировать и превозносить» человеческое тело[114].
Кажется, что эта привязка к исторической и мифологической традиции, одновременно слишком прямая и слишком завуалированная, и плот [явный намек на картину Делакруа «Плот „Медузы“»], на который они хотят погрузить нас, странным образом отклоняется от цели…
Опошление эротики
Сценарии с намеком на изнасилование, со сценами подчинения, с одетыми в меха женщинами, в окружении аксессуаров и несущих в себе угрозу предметов, с порабощенными или предающимися садизму мужчинами строятся на первичных фантазиях, описанных Фрейдом и показанных здесь особо жестоким и разрушительным образом.
Не соблюдая ни психической, ни материальной дистанции, которую устанавливает произведение искусства, эти типичные фантазии выводятся на сцену, эксплуатируя темы соблазна, страха кастрации и примитивных влечений. А модные журналы и дефиле напрямую продвигают и все больше и больше превращают порношик в обыденность.
Превращение в обычное явление происходит на двух уровнях: с помощью средств массовой информации, где публикуется этот порношик, и с помощью содержания, так как в отличие от того, что позволяет произведение искусства, защитный барьер между фантазией и ее визуальным представлением становится все менее и менее прочным.
Без сомнения, некоторые модельеры полагают, что то, что они показывают во время своих дефиле и в рекламе, относится к искусству, тогда как другие, и среди них самые знаменитые, дистанцируются, утверждая оригинальность своего творческого пространства[115].
Тем не менее слишком легкое уподобление моды миру искусства пренебрегает этим очень специфическим параметром, так как то, что создается модой, предназначается для живых людей и не может быть полностью отделено от главной цели – отношения к телу. (Может быть, для того, чтобы отстраниться от этого параметра, модные дома часто настаивают на фундаментальной разнице между одеждой для дефиле и той одеждой, которую мы носим, как будто этот отрыв от реальности позволяет избежать ее ограничений и законов.)
Глядя на рекламу и фотографии, приходится иметь дело непосредственно с тем, что визуальный шок активирует в наших фантазиях, не успевая осмыслить воспоминания, символические переносы и все культурные ссылки, связанные с определенным личным опытом.
Пойти на выставку или в музей – гораздо менее обыденный поступок, чем открыть газету, пусть даже модный журнал. Тот, кто приходит посмотреть на картину, обращается к культуре и мифам, и если он внезапно оказывается во власти удивления и эмоционального потрясения, то в строго определенном контексте, поскольку музей и выставочный зал представляют собой одновременно сложный доступ к произведению искусства и социализированное вместилище воздействий, которое окажет произведение на зрителя.
Февральский номер журнала Vogue Paris за 2007 г., то есть в тот период, когда порношик еще считался окончательно вышедшим из моды, представляет в этом смысле особый интерес: в заголовках на обложке – «Наследники миллиардера Гаспара Ульеля», «Новая волна Марио Тестино», «Принцесса – инструкция по применению», «Хвала округлостям», «Бум английских дизайнеров» – ничего, что предрасполагало бы к эмоциям, вызываемым статьей «Жесткий секс», подготовленной редактором журнала Карин Ройтфельд и Марио Тестино, престижным фотографом, освещающим моду.
Мы внезапно сталкиваемся с набоковской Лолитой в трусиках с рисунком в цветочек, которая направляет к своей промежности ботинок с подошвой, снаряженной тремя револьверными пулями. На следующих страницах эта фотография показана в разных ракурсах, трусики сползают до колен, открывая вульву модели, фотографии представлены как «скорое возвращение роскошного шоу во славу Эроса». Сами изображения восхитительны и с успехом могли бы быть опубликованы в таком журнале, как Photo или Playboy, но я не могу отделаться от некоторого дискомфорта, натыкаясь на подобные фотографии в обычном гламурном журнале, посвященном моде.
Если нам официально говорят об Эросе, то не для того ли, чтобы продвигать [бога смерти] Танатоса, как подсказывают револьверные пули? Кругом царит путаница. Расположение фотографий внутри модного журнала, без намека на какое-либо предупреждение о смене тематики, уничтожает саму идею о переходе черты, которая только и помогла бы подготовить к осознанию того, что то, что волнует в данном случае, относится к образному ряду жесткого секса.
Нет ни малейшей возможности создать фантастический или реальный интервал, который позволил бы намеренно отыскивать это сексуальное содержание или отказываться от него. Ни разграничительной линии между страницами, посвященными туризму, искусству, моде, и страницами, посвященными сексу, все выровнено.
Как будто создатели журнала «забыли» идею о том, что именно возможность открывать и закрывать двери в мир жестоких сексуальных фантазий, а не отсутствие дверей дает возможность выстраивать эротические последовательности: между «рекламой» духов и рассказом о лондонских художниках – всего несколько фотографий, полных агрессивного вуайеризма. Они навязчиво предлагаются взгляду читателя, которому остается только терпеть или, возможно, отрицать их травматическую силу.
К явному желанию провокации присовокупляется некоторая ирония по
