Эйнемида II. Право слабого. - Антон Чигинёв
– ...прославленный Эшбааль из племени Гуруш, гроза нечестивых и опора престола. Его служба одобрена и отмечена. Повелеваю: поместье Рушшаб, что в Хур-Хуррале вручить, а к нему и дом в десять больших комнат со всем необходимым убранством, а к нему и землю, пригодную для обработки и стад, размером в шесть раз по сто восемьдесят ику, а к нему и золота шесть царских талантов, а к нему и шесть раз по сто восемьдесят рабов, также и платья, тканой шерсти и одеял сколько потребуется. Званием охранителя благонравия, доблести и честности в Хур-Хурале и Именкру пожаловать, меры, топоры и жезлы вручить. Да назовут его ишшадим, ибо он возвышен и удостоен. Так царь сказал.
По залу пробежал вздох, а Эшбааль крепко стиснул кулаки. Это даже не почётная отставка, это присыпанная золотом ссылка. Грозному царедворцу, внушавшему трепет знатнейшим вельможам, предстоит коротать остаток дней в славном пастбищами Хур-Хурале, развлекая себя охотой на знаменитых лугах и председательствуя на пирах местной знати. Пепел покровительницы Эшбааля ещё не успел остыть.
– Ты верно служил и оказал немало услуг, Эшбааль, – холодно сказал царь. – Но служба начальника стражи сопряжена с трудами и опасностями, а ты заслужил отдых. Отправляйся в свой надел и живи в мире, а твою ношу пусть несут молодые.
Эшбааль рассыпался в благодарностях, но на его лицо было страшно смотреть. Это он возвёл царя Нахарабалазара на трон, и всем было ясно, что они оба не могут об этом не думать. Золотом и дарами царь пытался затушить огонь своей совести. В последний раз поклонившись, Эшбааль смешался с толпой придворных. Люди боялись поднять на него взгляд.
– Эн-Нитаниш, выйди вперёд, – велел царь. – Ты хорошо проявил себя в том деле с казнью, да и прежде был верен. Жалую тебя званием начальника моей пешей стражи и всем, что в таких случаях положено. Служи верно, и будешь вознаграждён.
Молодой человек выглядел настолько удивлённым, что ни разу не улыбнувшийся со дня смерти Артимии Нахарабалазар довольно ухмыльнулся и дал глашатаю знак продолжать.
– Нефалим бент-Цнаф из народа хегев, сим утверждаю, что доблестное деяние он совершил, зло и святотатство изобличил, злодеев настиг и месть им воздал. Служба его одобрена и отмечена. Дабы боги возрадовались, дабы достойные вознаграждались, золота два раза по шесть царских талантов вручить. Так сказал царь.
Сладко улыбаясь, шпион поклонился. Про Нефалима ходили слухи, что он любит деньги, впрочем, так говорили про всех хегевцев. Глава царских ушей получил немало богатых подарков и от этого царя, и от предыдущих, но роскошную жизнь не вёл и держался неприметно, хотя состоянием вряд ли уступал первым богачам Мидонии.
– Высокородный Саррун из племени Болг. Сим утверждаю, что множество доблестных деяний он совершил, волю владыки исполнил и претворил, зло и беззаконие прекратил. Служба его одобрена и отмечена. Дабы государство процветало и достойные ликовали, званием влачащего груз забот владыки пожаловать, жезлы, шнуры и печати вручить. Да будет он возвышен, как никто, приближен к властелину, как никто, и на ступени престола да встанет с полным правом. Так сказал царь. Взойди и займи место, подобающее тебе.
Расправив плечи, Саррун поднялся по ступеням трона. Не доходя вершины, он обернулся. Обезьяньи губы скривились в торжествующей улыбке, похожей на оскал мертвеца.
Глава VII
– Аосмэ, фийо локрой, Ээлион ликроним карой. Аосмэ, фийо локрой, Ээлион ликроним карой... – мерный речитатив и неритмичные позвякивания медных бубенцов, гулко отражаются от каменных стен, завораживая и путая мысли. Древние слова и древние стены, они помнят друг друга с тех самых времён, когда на месте шумной Сенхеи стояли с полсотни сложенных из грубо отёсанных камней и крытых соломой круглых домов, притулившихся к тёмно-коричневой громаде будущей Хлебной биржи. Племя сенхов радушно приняло эйнемов из рода Аркома и позволило им селиться на своей земле. Самые старые здания Сенхеи можно было узнать по круглой форме и серовато-белому камню стен, какой прежде добывали здесь в изобилии.
Три десятка мужчин обступили круглый бассейн с дождевой водой посреди обрамлённого серовато-белыми колоннами зала. Пятеро анфейцев, два десятка сенхейцев, опершийся на палку старик в чёрно-белом одеянии, а впереди, на истёртых ступенях, теряющихся под тёмно-синей водой, тот, ради кого все они собрались в родовом храме сены Эаклидов.
– Назвавшийся Хилоном, истинно ли желаешь стать сородичем Эаклидам? Добровольно ли твоё желание? – голос из-под синего в белых разводах балахона звучал строго, но лицо жреца улыбалось. Сенхейские служители Эйленоса недолюбливали жителей его города ничуть не меньше, чем остальные их сограждане. Посрамление эферского подпевалы доставило жрецу столь же огромное удовольствие, как и всем сенхейцам.
– Истинно и добровольно, – ответил Хилон. Несмотря на жаркую погоду, меж толстых каменных стен царила прохлада погреба. Неровный булыжник пола холодил босые ноги.
– Отказываешься ли ты от любого иного родства и свойства?
– Нет. Я последний сын рода Элевтериадов, филы Неаклиев из Ахелики. Я прошу Эаклидов хранить семя этого древнего рода, пока богам не станет угодно разделить их.
– Сородич Евмолп. Согласен ли ты принять этого человека своим сыном?
– С величайшей радостью, – голос старика прозвучал неожиданно молодо.
– Ручаешься ли ты за него пред своими собратьями?
– Именем и честью своего рода.
– Согласен ли род Дионидов хранить его семя и воздавать почёт его предкам, как собственным?
– Величайшая честь для Дионидов, хранить семя прославленного Элефтера. Запись будет сделана на стене родового храма, дабы память об этом не стёрлась.
– Эаклиды, вы слышали слова нашего сородича. Принимаем ли мы его ручательство? Достоин ли назвавшийся Хилоном стать нашим собратом?
– Да! – дружный ответ гулко отразился от каменных стен, заметавшись под сводом.
– Так и быть, – украшеный дубовыми листьями жезл жреца глухо ударил о камень пола. – Найихомос эйэ, Ээлион эрехменейн, эрехтайкимейн!
Он рывком сдёрнул с Хилона серый балахон, и зябкий холод весело пробежал по обнажённому телу.
– Иматриэ, хом фарэтомэйн аутриэ, – «Войди и выйди нашим братом». Тяжёлый жезл ударил Хилона по спине, и тот, не раздумывая, бросился в тёмно-синюю воду.
Кожу обожгло морозом, невероятно, чтобы дождевая вода могла так остыть, должно быть, бассейн подпитывали подземные ключи. У Хилона перехватило дыхание, неосторожно открыв рот, он щедро хлебнул приятной
