Эйнемида II. Право слабого. - Антон Чигинёв
– Заканчивайте, на сегодня хватит.
– А как с мертвяками?
– Оставьте как есть, ничего больше не трогать. Все по домам, завтра как обычно.
– Как прикажешь, господин, – послышалась отрывистая трель свистка, и тут же зазвучал приглушённый топот шагов по глиняному полу.
– И что это всё значит? – спросил Саррун, когда за последним из ушей закрылась дверь.
– А ты не понял? Ты только что нашёл и покарал убийцу матери повелителя.
– Продолжай.
– А что продолжать? Убийца царицы вот, сражена мечом твоего подчинённого, попытка побега её изобличает. Доблестный слуга царя погиб в бою с его врагами, а с ним и несколько моих людей. Думаю, их семьи заслуживают царского содержания.
– В бою с кем? Если я обвиню эйнема, его начальник потребует доказательств.
– Забудь про эйнема. Он ушёл, и ладно, успеется. А враги царя – вот они.
– Это твои люди!
– Да. Вот этот, и эти двое. Остальные мне незнакомы.
– Кажется, я понимаю...
– Было так: злодеи, проникнув во дворец, помогли отравительнице бежать из-под стражи. Она укрылась в доме своего сообщника – эйнемского купца. С виду добропорядочный обыватель, вот только царскими налогами облагается отнюдь не большая часть его товаров. И отнюдь не все они разрешены к продаже.
– Он действительно контрабандист?
– Именно поэтому я и предложил для засады его дом. Если с таким человеком что-то случится, для государства будет только польза, а его тёмные делишки придают заговору особый вкус... – хегевец задумчиво хмыкнул. – Возможно, он и устроил убийство госпожи... Так или иначе, отравительница укрылась здесь, но, благодаря нашей с тобой расторопности, её удалось обнаружить. Мы боялись, что преступники уйдут, поэтому атаковали их малым числом, не дожидаясь подмоги. Завязалась драка и мы победили, хотя и дорогой ценой.
– А это неплохо, клянусь Ушшуром… Эйнем прикончил царицу. Очень неплохо. В заговоре с... Надо подумать с кем.
– Да, нам нужно это выяснить. Возможно, он просто наёмник, а корни заговора гораздо глубже. Это мы и доложим царю.
– А как же твои люди? Они всё видели и слышали. Донесут.
– Что они видели? Мы готовили засаду на преступников, засада сорвалась. Бывает. Мои люди не из болтливых, а тут и болтать-то не о чем. Я отослал их потому, что лишние глаза нам сейчас не нужны. Пока что.
– Что ты задумал?
– Мы с тобой только что победили врагов царя. Испачкайся кровью, и пойдём искать городскую стражу. Эта комната произведёт на них впечатление. Потом поднимем с постели начальника поста, пошлём во дворец – чем больше шума, тем лучше.
– И повелитель к утренней трапезе уже будет всё знать, – Саррун довольно рассмеялся. – Да, в этом есть толк. Тогда идём, нечего тянуть время.
– Время работает на нас, – хегевец поднялся. Энекл вновь смог видеть зал и Сарруна, со зловещим удовольствием на лице погружающего свой меч в растекшуюся по полу лужу крови.
Без малого полчаса спустя, Энекл стоял в узком грязном переулке ремесленного квартала – как можно дальше от проклятого дома. Тяжко привалившись к стене, он отрешённо глядел на Феспея, бурно вываливающего остатки ужина на изгаженную мостовую. Казалось, поэт не сможет остановиться никогда.
– Я не верю, Энекл, не верю, – тяжело дыша просипел Феспей, совладав, наконец, с собственным желудком. Слёзы текли по его лицу, но Энекл не мог его упрекнуть за недостаток мужества. – Мы спаслись!
– Кажется да, – собственный голос донёсся, словно со стороны. Эйленос справедливый, беспристрастный, какое же наслаждение чувствовать кожей прохладный ночной ветерок и шероховатую глину под спиной!
– Боги, – вздохнул Феспей. – Как же хорошо.
Он шумно умылся из поилки для скота, не обращая внимания на плавающую в мутной воде солому.
В доме напротив хлопнула плетёная ставня, и послышался раздражённый заспанный голос:
– Проклятые пьяницы, убирайтесь прочь, или собак спущу!
– Прости нас, почтенный, – хрипло ответил Энекл, притворяясь пьяным. – У моего друга сегодня большая радость...
– Поганые чужестранцы, от вас всё зло! – раздражённо проворчал голос, и ставни захлопнулись. Не дожидаясь развития событий, Энекл кивнул Феспею, и они двинулись дальше.
– Что будем делать теперь? – спросил Феспей, когда они отошли достаточно далеко.
– Пойдём ко мне домой. Ты отоспишься, скажешь потом, если спросят, что был у девок, я же переоденусь и пойду во дворец.
– У тебя ещё найдутся силы куда-то идти?
– Иначе нельзя. Когда они поднимут шум, лучше быть на месте.
– А если на входе спросят, где ты был?
– Что-нибудь скажу. Не в первый раз отлучаюсь, для этого у меня и есть заместитель. Ладно, идём. Не хватает ещё, чтобы нас тут кто-то увидел.
Кое-как приведя себя в порядок, они пошли дальше. Энекл поклялся сам себе, что завтра же пожертвует богам лучшего быка, какого сможет найти. Подумав, он решил добавить к быку ещё и корову.
***
Царь вошёл в зал совета незадолго до полудня. Он стрелой взлетел по ступеням золотого трона и сел, резко завернувшись в тёмно-зелёный эйнемский плащ. Красивое лицо владыки Мидонии было собранным и злым.
– В моём дворце свершилось злодеяние, – сухо начал он.. – Мою мать убили, – он запнулся. По рядам придворных пробежал взволнованный шепоток.
Здесь присутствовали все, кому дозволялось присутствовать на большом царском совете, даже те, кто, обыкновенно, от этой чести уклонялся. Зал пестрел роскошными одеждами вельмож. Энекл замер за плечом своего командира Каллифонта, держа на сгибе локтя шлем.
– Убийцы наказаны, – продолжил царь, переведя дух, – но это только вершина заговора. Злодеи ещё на свободе, и я даю обет духу моей матери не знать покоя, пока не воздам им сполна. Где бы они ни прятались, они узнают, что такое гнев и месть повелителя мидонян! А пока я хочу вознаградить достойных, ибо этого, пожелала бы и моя мать. Элуталь, читай.
Царский глашатай провозгласил:
– Царь царей, повелитель шести частей света, старейшина и ишшахар народа Мидона, властвующий над народами и племенами, указующий путь колесницам и всадникам, поражающий и устрашающий неправедных, светозарный Нахарабалазар из племени Харз, посвящённый Нахаре...
Долгое вступление Энекл прослушал, скользя взглядом по лицам придворных. Эшбааль невозмутимо смотрит перед собой, старый казначей Мал-Элай озабоченно прислушивается, по добродушно улыбающемуся лицу Нефалима,
