Император Пограничья 14 - Евгений И. Астахов
Система работала просто: гильдия регистрировала купца, фиксировала размер его капитала и вид деятельности. Это давало княжеской власти удобный инструмент для налогообложения и надзора. Одновременно гильдия ограничивала доступ к торговле — только зарегистрированные купцы имели право вести дела.
По сути, гильдия — это лицензия на бизнес. И социальный лифт для незнатных людей.
Первая гильдия — это элита. Внешняя торговля, владение морскими судами, фабриками, заводами. Капитал не менее пятидесяти тысяч рублей. Вторая — внутренняя торговля, речные суда, капитал от двадцати тысяч. Третья — мелочная торговля, трактиры, ремесло, всего пятьсот рублей для входа. К величине объявляемых капиталов привязывался размер гильдейского сбора — один процент от капитала.
Эти люди контролировали экономическую жизнь княжества. И они поддерживали Кисловского — главу Таможенного приказа, который гарантировал сохранение старых порядков и их привилегий. Но привилегии можно купить. Вопрос лишь в цене.
— Снижение пошлин и акцизов, — начал я спокойно. — Защиту торговых путей. Стабильность и предсказуемость политики. Три простых вещи, которые нужны любому торговцу.
— Ха! — Маклаков хлопнул ладонью по столу, отправляя в рот очередное семечко. — Обещать-то легко! Веретинский тоже обещал, а потом драл с нас три шкуры. Сабуров обещал порядок, а устроил войну, которая угробила торговлю.
— Я не Веретинский и не Сабуров, — ответил я твёрдо. — Моё слово — это не пустой звук. Спросите у тех, кто имел дело с Угрюмом.
— Спрашивали, — неожиданно подал голос пожилой купец справа. — Ваши магазины, «Угрюмый Арсенал» в смысле, работают честно. Цены справедливые, договоры исполняются в срок. Никаких подвохов.
— Вот видите, — продолжил я. — Теперь давайте говорить конкретно. Снижение налогов, таможенных пошлин и акцизов — на десять процентов от текущих значений.
— Десять? — Маклаков расхохотался, разбрызгивая шелуху от семечек. — Да вы шутник, Прохор Игнатьич! Двадцать. Не меньше двадцати.
— Пятнадцать, — отрезал я. — И это окончательное предложение. Плюс планку уплаты НДС подниму с десяти тысяч рублей до ста тысяч. Всяко вам легче заживётся.
Старый купец перестал смеяться. Прищурился, оценивающе посмотрел на меня.
— До ста… — протянул он.
Купечество волнуясь зашепталось.
— И когда это вступит в силу? — спросила дама с острым, как бушприт, носом.
— Через месяц после вступления в должность, — пообещал я. — Издам соответствующий указ в первую неделю правления.
Маклаков задумчиво лузгал семечки, глядя на меня. Потом неожиданно задал вопрос:
— А если вы не победите на выборах? Тогда что?
— Тогда вы продолжите работать с Кисловским, — пожал я плечами. — Или Ладыженской. Или Скрябиным. Или Воронцовым, не дай Бог. И каждый из них по-своему хуже для вас.
— Да ну? — Маклаков прищурился. — Кисловский-то как раз обещал нам уже льготы. Человек проверенный, его Таможенный приказ работает не так уж плохо.
— Обещать-то обещал, — кивнул я. — Но как он будет восстанавливать казну после войны? Без значительного притока капитала это сделать не получится. Либо налоги придётся поднимать, либо казна останется пустой. А пустая казна — это слабая армия, небезопасные дороги и проблемы с соседями. Думаете, это стабильность?
Расчёт был простым. Я предлагал конкретные выгоды здесь и сейчас. Кисловский предлагал сохранение статуса-кво. Но статус-кво после разгромленной армии и пустой казны — это не стабильность, а медленная деградация.
— А вы как собираетесь, Прохор Игнатьевич? — подался вперёд Маклаков. — Чем казна потери компенсировать будет? В том числе и от снижения налоговых ставок, пошлин и акцизов, на которые вы столь любезно пошли.
— Откуда и раньше, — ответил я спокойно. — Моё маркграфство в отличие от вашего княжества в войне не пострадало. Угрюм стремительно развивается, и имеет источники дохода, о которых Сабуров и мечтать не мог.
Я не солгал. Шахта Сумеречной стали обеспечит значительные средства в казну. Краткосрочные потери от снижения налогов вполне компенсируются. Да и торговля оживится — купцы начнут работать активнее, когда налоговое бремя уменьшится. Больше оборот — больше абсолютных поступлений, даже при меньших ставках.
— Так почему, по-вашему, остальные кандидаты окажутся хуже? — уточнил один из участников деловой встречи. — Тот же Кисловский? Он хотя бы понимает, как работает торговля, знает все тонкости.
— Понимает, — согласился я. — И знает, как сохранять старые порядки. Вы слышали его речи? Он открыто говорит о древности своего рода, о традициях, о том, что каждый должен знать своё место. Для него я — выскочка без корней. А вы как думаете, что он скажет про купца из третьей гильдии, который захочет подняться во вторую? Или про простолюдина-ремесленника, мечтающего открыть мануфактуру?
Маклаков поморщился. Сам он поднялся из низов и прекрасно понимал, о чём я говорю.
— А другие кандидаты? — подал голос молодой купец. — Боярыня Ладыженская, например. Порядочная женщина, все её уважают.
— Лариса Сергеевна — достойный человек с правильными ценностями, — кивнул я, — но она сама понимает, что выдвинулась из чувства долга, а не из желания власти. Её программа — мир и примирение после кровавых лет Веретинского и некомпетентности Сабурова. Это важно. Но недостаточно. Княжеству нужен не только мир, но и восстановление. Экономика, торговля, оборона — всё лежит в руинах. Для этого нужен опыт управления в кризисных ситуациях. У меня такой опыт есть. Я поднял Угрюм с захолустной деревни до процветающего острога, так что сумел разбить армию Владимира. Я надеюсь, что боярыня сможет стать мне отличным советником, мудрым голосом в думе. Но тянуть на себе восстановление целого княжества?..
— Скрябин? — спросила дама с острым носом.
— Скрябин — жертва политических игр, — ответил я спокойно. — Веретинский его возвысил, а Сабуров бросил в тюрьму. Насколько мне известно, он честный человек и грамотный администратор. Но послушайте его речи — он называет любые изменения «опасным популизмом». Для него главное — процедуры, регламенты, порядок ради порядка. При нём ничего не изменится. А княжеству нужны изменения, иначе оно просто не выживет.
— Ну а Воронцов? — осторожно спросил ещё один темноволосый купец в очках. — Род влиятельный, связи есть…
— Харитон Климентьевич публично объявил о мести, — сказал я твёрдо. — Вы были в думе, когда он выдвинул свою кандидатуру? «Молитесь, чтобы я не выиграл» — его собственные слова. Звучит довольно двусмысленно, почти угроза всему княжеству, разве нет? Он худший из возможных вариантов, — моё лицо стало жёстким. — Его поддерживают семьи тех, кто пал под Угрюмом. Родственники погибших бояр. Как вы думаете, что будет его первым шагом? Вопрос не в том, начнёт ли он войну. Вопрос в том, когда. И угадайте, кто будет её финансировать? Военные налоги, реквизиции, принудительные займы. Вы хотите, чтобы ваши торговые дома разорились ради чужой вендетты?
Купцы переглянулись. Молчание затянулось.
