Император Пограничья 14 - Евгений И. Астахов
Купцы переглянулись. В глазах читалось и недоверие, и надежда. Они устали от системы, где приходилось платить дважды — налоги в казну и взятки чиновникам. Но верили ли они, что я смогу это изменить?
— Хорошо, — наконец сказал Маклаков. — Мы вас поняли, Прохор Игнатьич. Давайте подведём итоги. Вы предлагаете: снижение налогов на пятнадцать процентов, повышение порога уплаты, усиление охраны торговых путей, предсказуемую политику, доступ к Сумеречной стали и борьбу с коррупцией. Мы предлагаем: всестороннюю поддержку на выборах…
«…через наши голоса, а также Боярские рода, на которые мы имеем влияние». Это осталось неозвученным, но было ясно, как день.
— Правильно?
— Правильно, — подтвердил я.
— И когда всё это начнёт работать?
— Налоги — через месяц после вступления в должность. Охрана путей — через три месяца, нужно время на наём и обучение Стрельцов. Борьба с коррупцией — с первого дня. Сумеречная сталь — как только наладим логистику, примерно через два месяца.
Маклаков кивнул, явно прикидывая что-то в уме. Потом посмотрел на других купцов.
— Нам нужно время всё обдумать. Посоветоваться с другими членами гильдии. Это не решение одного человека, понимаете?
— Понимаю, — согласился я. — Сколько времени вам нужно?
— Дня три, — Маклаков почесал бакенбарды. — Устроит?
— Устроит, — кивнул я, поднимаясь из-за стола. — Жду вашего решения, Гордей Кузьмич.
— Получите, получите, Прохор Игнатьевич, — старый купец тоже встал, придерживаясь за стол. — И спасибо, что пришли. Разговор получился толковый.
Мы обменялись рукопожатиями с каждым из присутствующих купцов. Некоторые смотрели заинтересованно, другие — настороженно, но все были вежливы. Это хороший знак.
Выходя из конторы, я заметил, как несколько купцов сразу же собрались в кучку и начали оживлённо обсуждать что-то. Решение они примут быстро — деньги не любят ждать.
Вечер окончательно вступил в свои права, над Владимиром зажглись первые звёзды.
— Неплохо, — заметила Ярослава, когда мы сели в Муромец. — Ещё одна фракция на нашей стороне.
— Половина фракции, — поправил я. — Вторая половина консерваторов — это старые знатные рода. С ними придётся встречаться отдельно. И они будут куда более упёртыми, чем купцы.
— Почему?
— Потому что купцам нужна прибыль. А старой знати — статус и привилегии. Первое я могу дать легко. Со вторым сложнее.
Безбородко завёл двигатель, и машина тронулась по ночному городу. Я откинулся на спинку сиденья, закрывая глаза. Два визита за день — к Ладыженской и к купцам. Прогресс есть. Но впереди ещё много работы.
* * *
Харитон Климентьевич Воронцов стоял у высокого окна своего кабинета, наблюдая за вечерним Владимиром. Город жил привычной жизнью — редкие машины ползли по улицам, многочисленные конные экипажи везли стучали копытами по мостовой, в окнах особняков зажигались огни. Словно ничего не изменилось. Словно не погиб отец. Словно армия княжества не была разгромлена под стенами какого-то острога в Пограничье.
Глава рода Воронцовых сжал кулаки, чувствуя, как ярость вновь поднимается откуда-то из глубины груди. Платонов. Этот выскочка из ниоткуда убил патриарха — человека, пережившего двух князей, умевшего смотреть на два шага вперёд, державшего в руках половину боярства. Убил в честном магическом поединке, что делало месть ещё более необходимой.
— Харитон, — раздался усталый голос от двери.
Воронцов обернулся. В кабинет вошёл Арсений, младший брат. Мужчина лет тридцати восьми, некогда подтянутый и энергичный, теперь выглядел осунувшимся. Тёмные круги под глазами, плечи ссутулены, во взгляде читалась глубокая усталость. После смерти близнецов — Влада и Георгия — Арсений словно сломался изнутри. Сдался.
— Проходи, — коротко бросил Харитон, указывая на кресло напротив массивного письменного стола. — Садись.
Арсений опустился в кресло, будто груз невидимого бремени придавил его к подушкам. Харитон уселся напротив, внимательно изучая брата. Когда-то они были близки. Детство, проведённое под властной рукой отца, сблизило их. Но теперь между ними пролегла пропасть.
— Ты знаешь, зачем я тебя позвал, — начал старший брат без предисловий.
— Догадываюсь, — Арсений устало провёл рукой по лицу. — Выборы. Отец. Платонов.
— Всё верно, — кивнул Харитон. — Я выдвинул свою кандидатуру на престол. Буду бороться за власть. И мне нужна поддержка семьи. Твоя поддержка.
Младший брат помолчал, глядя в окно. Затем медленно покачал головой:
— Харитон, я понимаю твою боль. Отец погиб. Это трагедия для рода. Но я не могу…
— Не можешь? — голос старшего брата стал жёстче. — Или не хочешь? Платонов убил твоих сыновей! Влада и Георгия! Твою кровь! Неужели ты забыл об этом?
Лицо Арсения исказилось от боли. Пальцы сжались в кулаки, костяшки побелели.
— Я не забыл, — прохрипел он. — Ни на миг не забываю. Каждую ночь вижу их во сне. Влада с его дерзкой усмешкой. Георгия с книгой в руках. Они были… они могли стать достойными продолжателями рода.
— Тогда почему ты отказываешься мстить? — Харитон встал из-за стола, упёршись ладонями в полированную поверхность. — Почему сидишь сложа руки, пока убийца наших родных разгуливает на свободе и претендует на княжеский престол?
Арсений поднял голову, и в его глазах старший брат увидел не гнев, а бесконечную усталость:
— Потому что это Лидия Белозёрова втянула моих мальчиков в своё противостояние с Платоновым. Да, они и до этого были не ангелами — связались с криминалом, искали лёгких денег и острых ощущений. Молодость, глупость, жажда приключений. Но именно Белозёрова подтолкнула их к последнему шагу — к покушению на воеводу. А кончилось всё тем, что Платонов убил их, защищая своего отца. Он не пришёл к ним с мечом. Это они пришли к нему.
— И что с того? — Харитон выпрямился, его холодные серые глаза сверлили брата. — Они были Воронцовыми! Нашей кровью! Платонов должен ответить!
— Отец уже ответил за них, — тихо произнёс Арсений. — Собрал Боярское ополчение. Пошёл на Угрюм. И полёг там вместе со всеми, кто последовал за ним. Харитон, я не хочу потерять жизнь там, где уже погибли мои сыновья и наш отец. Эта месть пожирает нас. Когда она закончится?
Глава рода почувствовал, как ярость вскипает в груди. Малодушие. Слабость. Вот что он видел перед собой. Младший брат сдался. Сломался после потери сыновей, потерял волю к борьбе.
— Ты струсил, — произнёс Харитон презрительно. — Просто струсил, Арсений. Прячешься за красивыми словами о цикле насилия, но на деле просто боишься. Боишься Платонова, боишься войны, боишься смерти.
Арсений встал из кресла. На его лице отразилась боль — не от обвинения в трусости, а от того, что брат не понимал его.
— Называй как хочешь, — устало махнул рукой младший брат. — Может, ты и прав. Может,
