Мы здесь живьём. Стихи и две поэмы - Анна Николаевна Ревякина
Такая судьба ферзя.
Такие ходы.
Нет у ферзя иной ходьбы,
кроме как прямо во все восемь сторон.
Это мама глядит изо всех окон
всех возможных домов,
провожая на фронт.
Это мама стоит у икон.
И ни звука, ни звука.
Стон.
Это мама, утратив сон
и утратив явь,
через леса да степи
стремглав
бежит туда, где её дети,
чтобы помочь
им
застегнуть
пуговку
на манжете.
2020 год, Донецк
Мама
Это женщина, которая в здравом уме утверждает,
что дочь начала играть на пианино
ещё в утробе,
а в четыре года
её приняли сразу во второй класс музыкальной школы.
Что дочь заговорила в год:
предложениями,
сложными оборотами.
Что пошла в десять месяцев, а лучше в семь.
Что в две недели скатилась с кровати, туго свитая,
даром, что дети в две недели неподвижны, как истуканы.
Мама, когда сердится, называет меня Анной,
когда весела, – Нюрой.
Так вышло, что у нас с мамой
совсем нет общих воспоминаний.
Мои академконцерты на жалкое «хорошо»
она считала выступлениями Рахманинова,
мои первые тексты с глагольными рифмами
она читала и плакала горько-горько.
Она и сейчас плачет, когда читает.
Мама думает, что её дочь всегда голодна.
Даже тогда, когда я на её же глазах минуту назад
съела быка и запила ванной компота.
Маме кажется, что у меня нет тёплой одежды,
нескользкой обуви и нормального мужа.
Про мужа особенно!
Мама защищает меня от собственных детей,
ей думается, они меня обижают.
И хотя мама любит моих детей, всё равно ей хотелось бы,
чтобы они были больше похожи на меня.
Мама говорит подругам: «Нет! Эти дети не так
талантливы, как моя дочь!»
И никто из подруг не понимает её,
все её подруги помешаны на внуках.
А мама смеётся: «Что вы, милые! Как я могу внуков
любить сильнее той, которую приняли в четвёртый
класс музыкальной школы в два года?»
2020 год, Донецк
«Ничего-ничего, а бывает, как вспомнится…»
Ничего-ничего, а бывает, как вспомнится:
на Горсаде сгорбленный дом и шелковица,
мама с папой в живых ещё числятся,
я – кирпатая бойкая пигалица.
Мама с папой в живых, не на небе.
Дом был прост, деревянная мебель,
разноцветный палас, стол обеденный.
Мы тогда всей страной были бедными,
но мы были беспечны и молоды
вместе с этим натруженным городом.
Моя дочка умеет построчно
промыть раны водою проточной,
приложить, примотать подорожник.
Я дрожу, я полна этой дрожью.
Я прошу её твёрдо, но редко:
«Напиши, как шелковицы ветки
на Горсаде гнулись в июле,
как в окно, окрылённое тюлем,
мне махали и мама, и папа,
пока шла я в парк через двор».
Я машу им в ответ до сих пор.
2021 год, Донецк
«Кричит…»
Кричит: «Выколи мне глаза, выколи!
Не хочу видеть его под пытками».
А иначе как называется то, что восьмое лето
вместо Кальмиуса – Лета.
Злая стала, глазами вращает и матерится,
а потом читает стихи про донецкую про столицу.
А потом как заплачет и снова орёт: «Выколи!»
Не могу я, мама, просто живи с закрытыми.
Не смотри на него сегодня, помни его иначе,
когда он был ещё не воин, а просто шахтёрский мальчик,
когда ты в нём, юная, в туфельках с острым мысом,
танцевала в парке не хуже Писарева.
Когда был он одной на всех и души, и крови,
когда ты ещё не умела плакать и сквернословить.
Просто помни его другим, так честней, но людям
ни за что не скажи, что он больше таким не будет.
2021 год, Донецк
«Попадая в обстоятельства военного времени…»
1.
Попадая в обстоятельства военного времени,
адского места,
оставаясь внутри чернокаменного Донецка,
ты заводишь песнь о семи опалённых нотах
про пацанов в окопах.
Их глаза голубые. Почему-то всегда именно голубые.
Их красивые лица – грязные, усталые, молодые.
Их фигуры шахматные, разница только в цвете.
Они все чьи-то дети.
Чьи-то братья, отцы, дядья и товарищи.
И никто из них не хочет ни в госпиталь, ни на кладбище.
Все хотят вернуться целёхонькими, весёлыми
в свои города и сёла.
2.
Все хотят вернуться, даже те, которые сгинули,
даже те, кого некому ждать.
Моя мама говорит,
что сердца у нас теперь заминированные,
как поля заминированные.
Меня спрашивают, почему я не вывезу мать,
ведь она у меня одна,
словно есть те, у кого их две.
У мамы моей есть дом, есть кот, есть кровать,
есть могилы родителей по пояс в траве,
бабушки Надежды
и дедушки Николая.
«Меня могилы держат.
А ещё только в Донецке
я чувствую, что живая».
3.
А куда ей ехать?
Матери твоей, матери моей.
В кармане с прорехой
по миру ходят тыщи её детей.
Сидит в селухе,
молится, воду ждёт.
По селухе слухи
носит в горстях народ.
А куда ей ехать,
если нигде не ждут,
а вчера морпехам
выносила жгут.
А сегодня снова
дождь да маета.
А куда ей ехать?
Не. Ку. Да.
2023 год, Донецк
«Телефонная будка на краю улицы…»
Телефонная будка на краю улицы,
баловаться бегали наугад,
от
