Мы здесь живьём. Стихи и две поэмы - Анна Николаевна Ревякина

А вокруг сиреневый цвет, и цветёт сирень,

и у нас одна на двоих на асфальте тень.

Тот, кто помнит, счастлив, болтлив, блажен.

Хохочи же со мной во всё горло рядом.

Пустота внутри, словно маятник сбавил ход,

и мне страшно, что это когда-нибудь вдруг пройдёт,

и я стану одной из фальшиво мнущих платок сирот

с равнодушным стеклянным взглядом.

2015 год, Донецк

«Есть документ, а человека нет…»

Есть документ, а человека нет,

свидетельство, долженствованье, фото.

Я помню, как ждала его с работы,

мне было девять или десять лет.

Он приходил – голубоглаз, суров,

пропахший сигаретами «Прилуки».

Я помню его ласковые руки

и как он по средам готовил плов.

Как мы сидели, пялились в экран,

я помню его волосы на ощупь.

Мы дважды в день переплывали площадь

и раз в неделю не ходили в храм.

По воскресеньям мы мелись в дому,

обедали, решали уравненья,

мы были два родных сердцебиенья,

он больше не нашёл себе жену,

стал тенью девочки с руками без колец,

колец совсем не носят пианистки.

Он умер, и без права переписки

я каждый день пишу тебе, отец.

Я каждый день ищу в себе тебя,

твои черты, твой почерк и манеры.

Вот зеркало пустого шифоньера,

без пиджаков, рубашек и белья.

И ровно так же пусто и внутри,

и на земле вновь торжествует осень,

я помню, ты желал мне вечных вёсен.

А помнишь наши шутки и пари?

Про то, что смерть случится не с тобой

и не со мной, а с кем-то из не наших,

а помнишь, как во внутренний кармашек

ты клал мне белоснежный носовой,

как доводил до самого крыльца,

как я твой слух и клавиши терзала?

Сегодня утром мама мне сказала,

что я пошла характером в отца.

А это значит, ты всё так же жив

и из последних жил идёшь на смену.

А я, что я? Мне выходить на сцену,

писать стихи да разбирать архив.

2015 год, Донецк

«Здесь так тихо, что слышно часы и вены…»

Здесь так тихо, что слышно часы и вены,

как в замочной скважине ключ говорит: «Пожалуйста!»

Когда мой отец после крайней тяжёлой смены

не целует меня с порога, но и не жалуется

на кромешную тьму подземелий и пыль, что въелась

в его пальцы, лицо, одежду и даже в голос.

Это смелость, любовь моя, просто мужская смелость,

неразменная и не разменянная. Наш полюс

на краю земли – просто кряж, что горюч и чёрен.

Чёрно-белые зимы, как старые киноленты.

Этот край свободен, и он в тех, кто его достоин,

он впитался навечно в тело твоё пигментом,

когда в самую малую щель проникали недра

нашей страшной земли – изрытой да истощённой.

Здесь так тихо, что истошно пятится суеверный,

и дрожащей рукою крестишься ты, крещёный.

В эту землю вложили душу, подняли в гору,

эту землю явили миру, как символ ада,

и на ней построили пыльный суровый город.

В этом городе редко случаются звездопады,

чаще ливни, и ливни эти с больным пристрастьем

всё ведут допросы – кто праведен, кто виновен.

Этот город меня ощущает своею частью,

и я счастлива быть его городским бетоном,

мостовой и стеной разрушенной, речкой в камне.

Моё сердце здесь – расхристанное, живое,

оно стало памятью у подножия памятника

неизвестному, но отчаянному Герою.

2015 год, Донецк

«тесный город Донецк…»

тесный город Донецк

кому тесный кому просторный

после школы встречал отец

шли до дома

говорили о сём о том

о шахтёрах и об отметках

слишком близко был к школе дом

дом наш крепкий

шли сквозь время и сквозь туман

шли навылет

во дворе у нас рос каштан

пахло пылью

я подкрашивала глаза

папа тоже

я была ещё та коза

это гложет

а теперь я хожу одна

школы мимо

не сыта и не голодна

и не любима

2017 год, Донецк

«Мой отец мне ночами пишет из другой галактики…»

Мой отец мне ночами пишет из другой галактики:

«Ты хорошо рисуешь, но тебе не хватает практики,

хочешь, я соберу для тебя золотые фантики

от конфет?

Хочешь, пришлю их курьером тебе под утро?

Тончайшие фантики звёздного перламутра,

растолчёшь их в ступке, сделаешь пудру,

нарисуешь велосипед,

на котором по радуге объедешь Евразию и Америку.

Согласись, это пошло бы на пользу такому, как ты, холерику.

Представь, причаливаешь без визы к любому берегу,

говоришь: «Привет!

Я приехала из волшебной страны Терриконии,

я решила, что теперь вы будете её колонией…»

И тебя селят в красивом дворце с колоннами,

окнами на рассвет.

Дарят кисти, краски, холсты и хитрые разбавители,

самого главного живописца приставляют к тебе учителем,

у него на носу два стёклышка увеличительных,

он смешно одет.

Он владеет искусством художественного гипноза,

ты рисуешь войну, а выходит алая донецкая роза,

и дымится кисть твоя, словно бы папироса,

оставляет след…»

2018 год

«Пока человек находится в комнате, помни его…»

Пока человек находится в комнате, помни его,

линии горние, помни глаза его изумлённые,

руки его и волосы, дым от его сигареты.

Складывай в полости памяти ваше последнее лето.

Лето моих скитаний за границами топоса.

Помнишь ли ты человека, как звук его голоса

или как рук его мягкое прикосновение?

Я его помню, как самое первое стихотворение,

То, из которого выросла вся