Мы здесь живьём. Стихи и две поэмы - Анна Николаевна Ревякина
пойти и состричь лишнюю плоть.
Он бесценен, как островок честности.
Мой донецкий нос в делах русской словесности.
2020 год, Москва
«В старом здании оттенка фисташки…»
В старом здании оттенка фисташки
сидят женщины, перебирают бумажки.
Людмила Волеславовна Что
говорит, оглядываясь через плечо:
«Для трудоустройства вам всего-то и надо —
пройти все круги медицинского ада,
сдать анализы на сифилис, гонорею и нрав истеричный
никогда не старящейся медсестричке».
У медсестрички глаза – голубые ледышки,
берёт кровушку, щёлкает мышкой
да рассказывает товарке,
что бывший муж никогда не дарил подарки,
а будущий муж никак не научится есть не чвакая.
«Вот как мне его такого до гроба любить, чертяку?»
В старом здании фисташкового оттенка
в медицинских картах нетленка:
псориазы, экземы и дерматиты.
Шиты-крыты.
В старом здании, изъеденном сифилисом и гонореей,
давно не модно говорить «букет», модно – «оранжерея»,
работают женщины видавшие такие виды.
«Вначале у них флюиды, а после у них хламиды».
Эти женщины никому-ничему не верят, кроме анализов
и протоколов,
смотрят с укором в сторону пирсинга и наколок,
пальчики не слюнявят, не грызут резинку на карандашике.
Женщины в старом здании оттенка фисташки.
Эти женщины говорят не «любовь», а «близость»,
в холле у них один на всех огромный
плазменный телевизор,
по которому день и ночь вещание из преисподней
об испачкавшемся исподнем.
2020 год, Москва
«Вчера в половине третьего дня…»
Вчера в половине третьего дня
около храма Святителя Спиридона
мне вдруг почудилось, что я дома.
Нутро голубя клевала ворона.
Розово-алое.
Прям на проезжей части
лежали птичьи запчасти.
Красное мясо и серые перья.
Ворона клевала красное, игнорируя серое.
На Воробьёвых горах я видела,
как огромная ворона пила из лужи.
Прям на проезжей части.
Я спросила: «Ты кто?»
Она ответила хрипло: «Пушкин».
И была такова.
На Тверской
в любое время года застой,
жёлтые с шашечками, и те еле едут.
Я знаю, тебе покажется это бредом,
но я слышала, как ворона около отеля «Интерконтиненталь»
жаловалась на то, что Фальк
после пятьдесят восьмого
не написал ничего значительного.
И для неё, московской вороны, это мучительно.
Рядом с ГУМом, где витрина Louis Vuitton,
сидела пара ворон,
вели разговор о Ленине,
чего в нём осталось больше,
тела или идеологии.
Пришли к выводу, что и того и того мало.
Первая ворона, прощаясь, сказала жёстко:
«Достали и ватники, и либералы».
Рядом с Владимиром скульптора Салавата
сидела ворона в кителе,
разговаривала с кем-то невидимым
о последнем стихотворении Маяковского,
на самом деле написанном до инцидента за три года.
Оказывается, вороны умеют матом,
если думают, что их не слышат.
Над зданием на Старой площади
летали вороны.
Велик велика больше.
Преимущественно молчали.
Человек в сером костюме как-то увидел их
и выпустил распоряжение:
«Ввиду того, что воронье движение
в столице набирает силу,
стреляйте на поражение,
чтобы не было потом поздно.
Найдите людей покрепче,
можно из Грозного».
Ворона около ГУМа каркнула
и упала замертво.
Дворник Анисим выбросил её в урну
и буркнул:
«Иногда история сама на себя пишет карикатуру».
Продолжать побоялся, запил на месяц.
А когда оклемался, прочёл в интернете,
что в городе не осталось ни одной вороны.
«Надо же – как быстро и чисто», —
сказал Анисим с улыбкою нестареющего чекиста.
2021 год, Москва
Котей
«Девочки выбирали брошку…»
Девочки выбирали брошку.
«Хотим кошку.
Чёрную, нет, лучше белую кошку».
Девочкам было чуть за восемь
десятков лет.
Девочки излучали свет.
Девочки брали тот или иной предмет,
подносили к глазам.
Девочки были не по годам
юны.
Девочки видели жизнь,
а к жизни приложены сны.
И в этих снах ещё одна жизнь —
целых восемь кошачьих жизней.
Девочка в синем сказала капризно:
«Я видела кошек получше.
В них были души!
А ваши корейские броши
совсем не роскошны.
Напротив.
Я видела броши,
которые как наркотик.
Огромной и чистой радости дар».
«Есть у меня ещё один котик,
единственный экземпляр», —
сказал продавец, доставая из-под прилавка
кота без булавки.
Кот мявкал и был блохаст,
такой будет драть палас,
а не тихо висеть на блузе.
Кто же такого купит? Обузу.
Живого кота без корейского сертификата.
Но девочка в синем сказала:
«Беру! Хотя он и простоватый,
без дивных страз вместо глаз,
с облезлым хвостом и совсем без породы.
Возьмёшь его в руки, и сразу тепло,
не то, что другие, в которых металл и стекло
вместо шерсти и крови.
Котов надо делать с любовью».
И девочка в синем,
счастливая бабушка в ситцевом платье,
купила кота.
И кот этот станет ей сниться,
когда она сляжет,
в последний раз ляжет.
Игривый смешной шерстяной,
таскающий пряжу,
лакающий тёплое молоко.
Девочка будет летать высоко-высоко
и сверху смотреть на кота
сквозь млечные облака.
2019 год, Кисловодск
«Мама моет раму, поливает герань…»
Мама моет раму, поливает герань.
Мама не любит, когда в моей речи брань.
Сетует: «Ань, ты же девочка, а не артиллерия».
Ма, просто закрой в мою комнату двери, а?
Это подростковье, из
