Мы здесь живьём. Стихи и две поэмы - Анна Николаевна Ревякина

Это арта, а не мирный шуточный фейерверк,

тут без слова матерного, мамочка, немота.

Мам, не надо снова, пойди, покорми кота.

Мама ходит утром на Крытый рынок, то-сё, «экспрессо».

Кот выходит из кухни – один, но полтора по весу.

Спрашивает: «Ушла ли?» Киваю рыжему проходимцу.

Хорошо-то как – лежим, курим, кусаемся, материмся.

2022 год, Донецк

Марик

У мамы моей в Донецке рыжий котей.

У мамы моей из крана ещё рыжей

раз в четверо суток течёт вода.

Но мама моя говорит: «Это ерунда».

А страшно ей только, когда по нам,

по нашим высоткам, садикам и дворам

стреляют без продыху день за днём.

«Мы здесь всё ещё живём. Мы здесь все ещё живьём», —

коту повторяет мама. А кот урчит:

«Не бойся, не бойся, я твой желтоглазый щит,

я Марик, я твой, мы вместе, мы заодно.

Смотри, моя шерсть – позолоченное руно.

Я приношу удачу, наглаживай и корми».

Во время войны так важно остаться людьми.

Во время войны так важно любить кота —

от носа сердечком до рыжего до хвоста.

2022 год, Москва

Русский кот

Самый лучший на свете кот —

русский кот Мариуполь.

Подставляет мне свой живот,

говорит мне: «Глупая,

ничего, хозяйка, не знаешь ты

ни про рыбку, ни про сметану,

ни про радость рыжей воды,

до краёв наполнившей ванну.

Ни про солнечный зайчик дня,

прыгающий по стенам.

Хоть и глупая, но люби меня

любовью обыкновенной».

Отвечаю ему: «Дурак,

вот дурак ты и всё тут, Марик,

ты из этих был, из дворняг,

а теперь на подушках – барин.

Ешь паштетик и творожок,

подставляшь бочок игриво,

но в один под диван прыжок

прячешься от объектива.

И никак тебя не поймать

целиком, то усы, то уши.

Я ж тебе за родную мать!»

«Я ж тебе за родную душу, —

отвечает мне русский кот, —

слышал, наглость – второе счастье.

Ну а первое счастье вот —

с любимыми не прощаться».

2023 год, Донецк

Хранительница Донецка

Думаешь, она просто женщина по соседству.

Платье в цветочек, крестик, больные ноги.

А она – хранительница Донецка,

просто хранительница Донецка.

Города, куда не ведут дороги.

Она держит своею верой над городом небо.

Говорит: «Чем могу, помогаю, молюсь, говею».

Она шепчет слова молитвы, в ней совсем

                                           не осталось гнева.

Настоящая королева.

Её быт суров, её мысли – дожить до завтра.

У неё есть кот – леопардовый грузный Марик.

И она ему утром первому накрывает завтрак,

а потом и себе чего-то там наливает.

Я ведь помню, какой она ещё четверть века

/молодой и глумливой, модницей, сердцеедкой/

распрекрасной была, макинтош как носила в клетку,

какой жгучею роковою была брюнеткой.

А теперь в то вчерашнее марево вход заказан,

там до сей поры стынет чай. В менажнице сухофрукты.

Но она не пожаловалась мне ни разу.

Когда сильно стреляют, она просто молчит в трубку.

А когда прекращают стрелять, её голос весел.

Говорит, что Господь ей отмерил ещё немного.

Думаешь, она просто женщина по соседству?

Нет, она – хранительница Донецка.

Города, куда не ведут дороги.

2023 год, Самара

Мама и папа

«А в Донецке снова гудит земля…»

А в Донецке снова гудит земля,

словно в худшие времена,

только мама считает, что худшее впереди.

Дом – четыре стены, но одна стена

говорит: «Беги!»

Моя мама устала бояться

и устала вот так стоять,

словно вкопанная в беду.

Если вспять пространство

и время вспять,

то не смей подходить к окну.

Это зарево сызнова – не заря,

это зарево – зуб за зуб.

Моя мама, ни слова не говоря,

унимает дрожь, усмиряет зуд.

Ей давно не страшно, она кремень,

серый памятник площадной.

Мама точно знает, она – мишень.

Или кто-то из нас c тобой…

2017 год, Донецк

«Жизнь по осени терпкая, как хурма…»

Жизнь по осени терпкая, как хурма,

а грудная клетка карцера потеснее.

Мама, глядя мне в спину, охает: «Худорба!»

И почти не греет чугунная батарея.

Жизнь по осени – испытание октябрём,

это небо прозрачно, уныло, тонко,

одинокий колодец со сломанным журавлём,

на цепи сидящая звонкая собачонка.

В этом городе осень имеет своё лицо,

никакого злата, сплошная ржавчина лихолетья,

здравствуй, дом мой, здравствуй, моё крыльцо,

здравствуй, моё вечное восьмилетье.

Здравствуй, бабушка, руки твои нежны,

пахнут хлебом, «Красной Москвой» и сказками,

и отсюда из осени можно дотронуться до зимы,

потрепать её кудри седые ласково.

Моя бабушка носит фартук, он ей к лицу,

моя бабушка – двуязычная чародейка,

моя бабушка имя дала моему отцу,

она помнит, что рубль бережёт копейка.

Она вяжет мне новое платье, крючкует нить,

говорит мне: «Аня, не стой в проёме!»

Жизнь по осени – это как будто плыть

по страницам памяти в старом фотоальбоме.

2017 год, Донецк

«Говорит прямо и ходит прямо…»

Говорит прямо и ходит прямо.

Моя королева упряма.

Мама.

Я ей говорю: «Не ходи прямо, не говори прямо!»

Она мне: «Анна!

Ты тоже мама!

Ты ходишь прямо и говоришь прямо.

А иначе нельзя,

а иначе