Модно, сексуально, бессознательно. Психоанализ стиля и вечной проблемы «мне опять нечего надеть» - Паскаль Наварри
Как и Паскаль, Оливье – большой любитель спорта, в частности, он много занимался серфингом. Кинезитерапевт по образованию, он работает остеопатом, обнаруживая проблемы и восстанавливая разбитые, страдающие тела.
В его бальнеолечебнице, в окружении женщин, где все они наблюдают за тем, как он организует свои сеансы, он разминает тело пациента мышцу за мышцей, разрабатывая и формируя его с помощью воды. С подросткового возраста постоянство и эволюция его интересов позволяют говорить о сублимации его тела и его состояний, и сегодня этот путь подтверждает профессиональная деятельность Оливье.
Но такая интерпретация не всегда верна, и некоторые элементы, почерпнутые из двух бесед с пациентом, который в срочном порядке пришел на прием, возможно, способны прояснить более проблемную ситуацию, когда гиперинвестиции мужчины в моду свидетельствуют о психической бисексуальности.
Сложный поиск идентификации
Позвонив мне и сообщив, что пережил непонятное для него тревожное состояние, способное помешать в предстоящих переговорах, месье Филипп С. приходит в мой кабинет и объясняет, что, разъезжая по региону, ему придется участвовать в необычных переговорах, где он впервые за всю свою карьеру столкнется с человеком, который намного старше его, а также известен в своих кругах не только грубостью, но и влиянием.
Проблема этого пациента касается одновременно настоящего и будущего. Пытаясь поделиться со мной своими страхами по поводу переговоров, он со смешанным чувством восторга и презрения упоминает мужчину, от которого желает добиться чего-то важного для своих дел, и, желая высмеять его в моих глазах, превращает его в фигуру, достойную огромного восхищения.
После таких слов мне показалось, что ему очень хотелось бы работать с этим мужчиной и одержать над ним верх благодаря своей способности достигать харизмой того, чего тот добивается силой. Хотя он не осознает этого двоякого чувства «сближения-соперничества», он связывает переживаемый им приступ тревоги с ситуацией конфронтации, так как приступ начался именно в тот момент, когда он подтвердил, что свободен в назначенное для встречи время.
Даже если для той среды, где вращается этот мужчина, характерна роскошная одежда, он тем не менее одевается с особой оригинальностью, и мне в голову приходит немного странная мысль о том, что, если он придет на переговоры в том костюме, который надет на нем в данный момент, может оказаться, что собеседника смутит его нарциссический вид.
В самом деле, на нем костюм, отличающийся очень смелыми, скорее эксцентричными, покроем, фактурой и цветом, не соответствующими ни одному классическому коду (в его профессиональной среде, безусловно, принят совсем другой дресс-код).
Действительно, трудно сказать, похож ли он на делового человека, работающего в сфере коммуникаций и кино, или на модельера, на мужчину в разгар рабочего дня или на отправляющегося на уик-энд светского льва. Также сложно с точностью определить его возраст, так как в нем одновременно сочетаются подросток и взрослый мужчина.
Можно сказать лишь то, что он с огромнейшим вниманием относится к дорогой одежде, которую носит. Он транслирует не просто идею о том, что это модный молодой человек, но что это мужчина, который своей манерой одеваться и своим поведением, сознательно либо нет, культивирует некую изощренную форму двусмысленности.
Когда во время второй беседы со мной ему удается сообщить о себе чуть больше, он рассказывает о своем интересе к одежде, который, говорит он мне с наивностью, к которой примешивается смутное беспокойство, приводит к тому, что многие его друзья и подруги принимают его за гомосексуалиста.
Пытаясь прочитать по моим глазам, задаюсь ли я тем же вопросом, он убеждает меня, что между тем его окружение, зная о его многочисленных связях с женщинами, может понять, что он любит женщин. Но несмотря ни на что, он сомневается в своей идентичности, так как большинство женщин, с которыми он встречается, прямо говорят ему о том, что находят его «сексуальным», но странным.
Он рассказывает о своей любовной жизни как о любимом, но изнуряющем спорте, которым ему нравится заниматься, но который, как и все остальные его привязанности, не затрагивает глубинных струн его души. Он не понимает, как взаимные ласки могут вызвать такую реакцию фрустрации со стороны партнеров. И, кажется, искренне удивляется жалобам своих подруг.
Молодость и спорт – абсолютно необходимые для его личного благополучия условия, его преследует навязчивая боязнь того, что он станет старым и пузатым, что заставляет его, прикрываясь занятиями спортом, контролировать свой вес и подводит к порогу анорексии.
Также, когда он, не задумываясь, заводит речь о полной эпиляции (что, как и остальные его высказывания, кажется мне проявлением серьезной склонности к эксгибиционизму), любопытно, что он объясняет это своими спортивными занятиями, даже если полной эпиляции не требует ни один вид спорта…
Во время двух этих бесед он очень сдержанно упомянет о своем детстве и своих родителях: я добьюсь от него лишь кратких ответов, что само по себе говорит о каком-то дефиците. Главное, что я узнаю о его отце, это то, что тот, поглощенный своей карьерой, проводил очень мало времени с ним и его матерью.
Тогда мне в голову пришла мысль о том, что он, через свои эксцентричные наряды, пытался привлечь внимание отсутствующего отца, безразличного к его потребностям и потребностям одинокой матери, возможно, слишком склонной потакать ему.
В таком случае та весьма специфическая манера «демонстрировать себя», которая представлялась взгляду психоаналитика, была связана с отсутствующим в психической жизни элементом конфликта, который заявлял о себе очень сложным способом.
Во время этого преходящего экзистенциального кризиса, сопровождавшегося настоящей аллергией на тревожность – до такой степени невозможно было ее переносить, – проявлялось очень сильное подчинение Филиппа потребности вызывать восхищение и быть признанным как объект желания. Из-за чего он часто вел себя инфантильно по отношению к другим людям, в которых, кем бы они ни были, он видел взрослых.
Поэтому ожидавшие его переговоры сталкивали его одновременно с желанием подчиняться и крайне агрессивными чувствами по отношению к собеседнику, которого он описывал как человека с очень сильным мужским началом, с которым он не мог идентифицировать себя и которого стремился обесценить.
Я подумала, что в любопытных взглядах посторонних людей он искал именно подтверждения своеобразного бессознательного усилия: успешно смешать все для того, чтобы оставаться в некой форме детского существования и поддерживать потенциал прегенитальной бисексуальности, отказываясь влезать в шкуру взрослого мужчины, которой ему не удавалось доверять.
С возрастом это стало
