Модно, сексуально, бессознательно. Психоанализ стиля и вечной проблемы «мне опять нечего надеть» - Паскаль Наварри
Однако «ницшеанский подтекст о сверхчеловеке» добавляет его к вопросу о чрезмерном, недостаточном или даже «радикально измененном» вместе со скрытым стремлением к искусственности, которую этот подтекст предполагает. Так о чем мы говорим, о каком сомнении в мужском начале идет речь?
Современные гермафродиты или постподростки?
Итак, «метросексуал» заявляет о дополнительной свободе кажущегося отрыва от пола. Психоаналитик Жак Седа[74] говорит о вызывающем беспокойство силуэте третьего типа, для него метросексуал – это мужчина, обладающий скрытой способностью признать свою психическую бисексуальность, «современный гермафродит».
Такая игра с психической бисексуальностью, которая, возможно, проявляется подобным образом, заставляет задуматься о позиции по отношению к сексуальной идентичности, которую она влечет за собой, так как, несмотря на видимость, нелегко понять, как то, что относится к сложному процессу бессознательного, может с такой прямотой выражаться визуально.
Бисексуальность, смутное и зыбкое присутствие женского начала у мужчины и мужского начала у женщины, «действительно одаряет каждого виртуальной сексуальной инаковостью и тем самым несет в себе неопределенность»[75]. Это незаметное присутствие, потому что обычно чем сильнее утверждается разница полов, тем больше, начиная с изменений, происходящих в подростковый период, потенциальная бисексуальность переходит в область виртуального и инволюционирует[76].
Так не происходит ли что-то особенное с некоторыми подростками, которые, предпочитая по-разному использовать «аксессуары», воплощающие в себе женственность, сохраняют нечто из того, что «предшествует» выбору пола, и для этого играют с возможностями, которые предоставляет им мода: своего рода параллельное соединение пресексуальности и взрослой сексуальности, которое, в случае если оно сохраняется, может превратиться в попытку примирить новый стиль, оторванный от уготованной либидной судьбы, с требованиями общественной и семейной жизни?
Подростковый возраст – это период, когда на теле появляются половые признаки – оволосение, ломка голоса у мальчиков – и когда, на уровне психики, возникает побудительный пубертатный всплеск. Эти телесные изменения представляют собой своеобразную внутреннюю атаку, так как трансформируют «детское тело», то, что находилось в латентной фазе в преддверии бесценного для психического развития периода, которым является фаза нарциссического равновесия.
Перед лицом опасности потери детского тела (проявляющейся, например, в дисморфофобии, форме смещения тревоги, вызванной трансформациями, происходящими в период полового созревания, на различные части тела либо в ментальную анорексию), иногда имеет место нарциссическая защитная реакция: интерес ко всему, что предшествует генитальности и ее трансформациям, следуя в этом смысле путем, противоположным интересу ко всему внешнему, к другому человеку, объекту любовной встречи.
Защищенное, спортивное тело, на которое было потрачено немало средств, можно рассматривать как форму сохранения нарциссической полноты, которая в отрочестве, вероятно, играет роль промежуточной фазы, опираясь на взгляд другого человека для проверки своей способности вызывать восхищение, прежде чем стать объектом желания.
Теперь намного понятнее, почему великие спортсмены часто становятся иконами метросексуальности и почему в этом замешаны спорт и вложения в мускулатуру: видимо, таким образом в момент подростковых телесных изменений они обозначают установку защиты от возбуждения, когда «вторая мускульная оболочка», возможно, приходит на помощь видимой и телесной, визуально-аутосексуальной коже.
Такой специфический тип действия имеет, вероятно, одновременно аутоэротическое и творческое значение: сложная система собственного эго, направленного к себе, относительно независимая от объекта и служащая лишь подготовкой к критическому этапу встречи с ним. Эта временная защитная и регрессивная форма возрожденного интереса к прегенитальности, форма детских сексуальных влечений, возможно, относится к «прегенитальной бисексуальности».
Прегенитальная бисексуальность сохраняется у некоторых мужчин, которые таким образом, скорее всего, отстраняются от исключительной вовлеченности в мужскую идентификацию. Может быть, именно так нужно понимать слова Дэвида Бекхэма: «Мой отец – очень мужественный человек, мне ближе чувствительность моей матери, в этом мы с ней похожи»[77]. Врожденная мужская сексуальность больше не в моде?
Одна подруга рассказывала мне о том, как растерялась, заметив, что ее шестнадцатилетний сын делает полную эпиляцию, и задалась вопросом, не может ли это быть связано с тем, что в ее муже очень сильно мужское начало и он мало уделяет внимания своему внешнему виду. Из-за подобных сомнений эпиляция ее сына склонна стать показателем искусственного и временного сохранения того, что было «прежде», в качестве реакции на «отцовскую мужественность» в момент возрождения сопровождающих отрочество эдиповых фантазий.
Эгокастинг и сублимация
Оливье Б. сообщает мне, что выглядит точно так же, как выглядел подростком, и, таким образом, желает дать мне понять, что его нельзя воспринимать как мужчину, который дал бы себя соблазнить модой.
Во время одной из наших дружеских бесед я тем не менее узнаю, что он охотно надел бы костюм от Versace, перешив брюки на свой вкус. Не от Boss, а от Versace (мимоходом заметим, что эта мысль кажется довольно проработанной для человека, который не «меняет» свой образ, и все же свидетельствует о некоторой чувствительности к моде у мужчины, который говорит себе, что далек от всего этого).
Одно можно сказать с уверенностью – он демонстрирует большую симпатию к дендизму: он восхищается американским музыкантом Принцем, в котором ценит одновременно артистический талант и интуитивный эгокастинг. Впрочем, он с юмором и теплотой рассказывает о юноше, которым был сам, и задается вопросом о том, почему у него возникло желание походить на поп-звезду – певца Джорджа Майкла.
Если он ставит перед собой такой вопрос, то, очевидно, в связи с «каминг-аутом» Джорджа Майкла, признавшегося в своей гомосексуальности, до поры скрытой от публики. Оливье вспоминает, что артист носил две сережки в виде колец, и этот женственный элемент особенно интриговал его.
Многие девочки и мальчики того времени помнят эстетически совершенные клипы этого певца с участием самых красивых манекенщиков в сладострастных позах… Какой роман с модой разыгрывается в этих мгновенных идентификациях? Несомненно, роман, в котором доминирует физическая красота, а чувственность слишком очевидна.
Сам Оливье выглядит сегодня очень оригинально: он высокий и атлетически сложенный (он с большой настойчивостью замечает мне, что был очень высоким уже в 11 лет и у него было тело юноши), он охотно носит украшения (кроме неизменной серьги) и укладывает волосы с помощью шиньона в виде катогана [хвост с бантом].
После такого описания можно было бы подумать, что он демонстрирует подноготную своей сексуальной идентичности. Но быстро понимаешь, что он включает в свой образ «женственные» элементы скорее для того, чтобы оригинально дополнить его, словно это произведение искусства, которое требует расшифровки.
Его история, его путь, так же как его увлечение символичными татуировками, берущими свое начало в культуре маори, позволяют предположить, что
