Модно, сексуально, бессознательно. Психоанализ стиля и вечной проблемы «мне опять нечего надеть» - Паскаль Наварри
Эта явная несостыковка не оставляет меня равнодушной, и я с удивлением спрашиваю себя, позволила бы я своей дочери так одеваться. У меня даже возникает запоздалая мысль насчет организации консультаций: иногда мне хочется предложить ей встретиться утром, чтобы не допустить, чтобы она вечером возвращалась домой в подобном наряде.
Это возможность не нарушить (и успеть понять) очевидную удивительную и парадоксальную связь между соблазном и целомудрием. Несоответствие между ее словами, инфантильным поведением и манерой одеваться отсылает нас ко всем «классическим» знакам показного и скрытого обольщения, а также вопросу об эротичности нижнего белья и пупка…
В своей очень поучительной работе об эротической значимости пупка зоолог, этолог и художник-сюрреалист Десмон Моррис подчеркивает, что «учебники по половому воспитанию не ошибались, настаивая на очарованности молодых любовников, пытливо разглядывающих тело своих партнеров». И далее: «Эротический потенциал женского пупка иногда доходит до фетишизма… В одном документе американского Центра пупка под названием „Архитектура пупка“ насчитывается не менее девяти различных его форм»[67].
У этой юной пациентки открытый пупок становится загадкой, вызывающей вопрос об ее одновременно прямолинейном и довольно расплывчатом желании обольщения. Мода высвобождает желание обольщать, соответствующее ее личной позиции (поскольку это модно, она может все себе позволить), и оно, отдаваясь рикошетом, вероятно, приводит эту девушку и ее психоаналитика к форме подавления эмоций, связанных с особого рода эротикой, одновременно присутствующей и отсутствующей…
Если только не принять эту загадку такой, какая она есть, что я и предлагаю себе сделать, пока получше не разберусь, в чем заключается ее смысл.
Чему соответствует этот образ? Не желает ли Акселла походить на сексуально агрессивных рок-звезд, которыми она восхищается и клипы с которыми смотрит один за другим? Если принять эту гипотезу, то ее желание, видимо, полностью поддерживается одеждой, при этом ничто из ее личной жизни – как она о ней рассказывает – в действительности не соответствует этому, так как ее по-прежнему занимают мысли, сконцентрированные исключительно на отношениях внутри семьи.
Служит ли ее внешний вид сообщением для ее родителей, демонстрацией силы для парадоксальной деэротизации тела с целью избежать возрождения подавленных сексуальных желаний и выраженной языком, напоминающим язык отрицания детской сексуальности? «Я действительно могу носить то, что мне нравится, не думая об осуждении, поскольку все вокруг меня согласны не видеть в этом сексуальной озабоченности», – как бы говорит она.
Таким образом эта женщина хотела подвести также и меня к пониманию своей специфической формы отрицания сексуальности, и, возможно, в этом был весь смысл очевидной несостыковки.
Когда однажды она пришла ко мне в военной форме и грубых башмаках – новой «современной униформе», мне легко было понять по столь радикальному «модному ходу», что таким образом она продолжает варьировать способы подхода к вопросу своей сексуальной идентичности. Смена нарядов имела значение почти психодраматической игровой попытки, игрушечного набора инструментов, своеобразного момента развития, фантастической сиюминутной перемены, происходящей в отношениях с ее окружением и со мной.
Впрочем, эти изменения, сопровождавшие эволюцию конструирования собственной женской идентичности, приняли впоследствии параметры игры с модой, где некоторые из них, сводившиеся к ее ставшему более осознанным желанию обольщать, смогли пробрести некоторую специфику.
От провокации к замыканию на себе
Дресс-коды, находящиеся под слишком сильным влиянием моды, теряют, таким образом, свою конструктивную ценность. В них стало сложнее различить значение подчинения и трансгрессии [нарушения запрета], зависящих от отношений с собственным «сверх-я», и того, что мы готовы уступить или не уступить цивилизованной жизни и ее требованиям.
Чтобы восхититься первой дамой Франции, которая в день церемонии инаугурации ее супруга с самого утра надевает золотистое платье марки Prada, чистый образчик скандального стиля «блинг-блинг», нужно, чтобы в глазах других людей это представляло собой «модное прегрешение очень могущественной женщины».
И блогеры не обошли молчанием блеск этого платья, например Грей, светский лев, который пишет следующий комментарий: «Что-то вроде блестящего коктейльного платья в 11 часов утра! Нет, честное слово, это уже дурной вкус, даже для стиля „блинг-блинг“!» Комментатора оскорбляет отношение к неизменным кодам церемониальных ритуалов, он готов допустить возможность, что «блинг-блинг» – это хороший вкус, так как, хотя он легко может вообразить, что можно стоять во дворе Елисейского дворца, одетой платье в стиле «блинг-блинг» в 11 часов утра, нужно, чтобы это платье было в утреннем стиле «блинг-блинг», а не вечернем![68]
Зачарованность, удивление – комментаторы исходят из того, что каждый из них чувствует, несмотря на то что отдельные наряды существуют для того, чтобы провоцировать, а также утверждать нарциссическое первенство и всемогущество того или той, кто демонстрирует их.
Если с течением времени вопрос трансгрессии культурного и социального кода перестает возникать или возникает реже и становится обыденностью, очень возможно, что исчезает важная часть языка взглядов, которыми мы обмениваемся с другими людьми. Не придется ли нам восхищаться только виртуальными образами и самими собой, когда, замкнувшись на наших собственных идентификациях, мы погрузим взгляд исключительно в наши собственные зеркала?
5
Мужская мода: к исчезновению «прекрасных различий»?
Сегодня спорт занимает центральное место в моде. Он лежит в основе идеи молодости, свободы и физического совершенствования. Как отмечал Джон Карл Флюгель, начиная с 30-х годов прошлого века эту моду ввела молодая и талантливая французская теннисистка Сюзанна Ланглен, укоротившая свои юбки ровно ниже колена. Ее последовательницей стала американка Элен Уиллс, которая, переодевшись в носки, положит конец закатанным чулкам на кортах[69].
То, что тогда было правильным в женской моде и что, по его мнению, соответствовало общему движению эмансипации женщин, более свободных в своих порывах, не обязательно отражалось в мужской моде.
Действительно, примерно два десятка лет назад только серферы создавали для себя особый образ, предшественник современного «модного образа», коррелирующий с идеей маргинальности. Футболисты, теннисисты и велосипедисты оставались верны классике, по крайней мере пока занимались спортом. Что же касается регбистов, то они стали (не так давно и на взгляд непрофессионалов) отдавать предпочтение квинтэссенции неприкрытого мужcкого начала.
Ни те, ни другие не были склонны к открытой, более или менее подразумеваемой претензии на определенный образ. Иначе говоря, то, что выражалось в спортивных достижениях, не имело своего продолжения в обычной одежде, поскольку традиционно в мужской спортивной одежде ценились практичность и удобство.
Спортсмены в тренде
Паскаль
