Мы здесь живьём. Стихи и две поэмы - Анна Николаевна Ревякина
Такое не сыщешь над южными городами.
У этой Москвы так много от нас, неловких,
московские стены – чудные татуировки,
московские улицы – наши пути-дорожки,
и счастье во все глаза, и в каждом окне матрёшки.
2017 год, Донецк
«Бог с тобою, милый, не ангина это…»
Бог с тобою, милый, не ангина это,
это разлука, что просто выходит горлом.
И сколько ни растирай в порошок таблеток,
и сколько ни принимай снотворных,
всё равно разлука разъест мою кожу,
изъязвит руки, оставит синие шрамы.
Мне говорили, разлука и не такое может.
Я ночами хожу по леске между нашими городами,
я ночами карабкаюсь в гору, сбиваюсь с рифмы,
утопаю в крахмальной пене седых бессонниц,
складки на простыне – омертвелые рифы,
в клетке моей груди – уханье горлиц.
А за окнами небо серое и котельной труба подзорная,
дым волочится, припадает к трамвайным линиям.
Я сижу на краю кровати – бледная, беспризорная,
тишина такая, что слышно, как поют сухожилия.
Этот вечный страх, спрятанный в кобуру из-под кольта,
когда гнёт дугой, выгибает, выворачивает наружу.
Бог с тобою, милый, Бог с тобою, мой милый, только
эта разлука – сама по себе оружие.
Обращённое внутрь, оставляющее воронку,
выжженную пустыню, нейтральную серую зону.
Поговори же со мною, милый, ласково, как с ребёнком,
просто поговори со мною по телефону.
2017 год, Донецк
«Не оглядывайся, не то ёкнет, кольнёт резко…»
Не оглядывайся, не то ёкнет, кольнёт резко,
голова – серебро самой высокой пробы.
Я всегда замираю перед началом текста
и катаю горошины слов языком по нёбу,
чтобы точность была прицельная, боевая,
чтобы имя твоё звучало-искрилось-пело.
Коль не нравлюсь, станет любить другая,
станешь пить из рук её, есть из её тарелок.
Станешь читать стихи ей мои построчно,
станешь дарить ей крестики и билеты.
Голова моя, словно камера одиночная,
три шажочка от койки до табурета.
А в окне невозможная синь и клёны,
а внутри ржавеющий хрупкий остов.
Я хочу, чтобы ты стал самым убережённым,
я клянусь тебе больше не задавать вопросов.
Потому что ответы страшны и едки,
в тишине же порою можно расслышать сердце.
Я пишу стихи тебе на простых салфетках
из военного несгибаемого Донецка.
2017 год, Донецк
«Греюсь, кутаюсь, депрессую…»
Греюсь, кутаюсь, депрессую,
залегаю на дно дивана.
Снег похож на тетрадь в косую,
на пунктирную медиану,
на поломанный телевизор,
белым шумом укрыта речка.
Принимаю открытый вызов
дорогого мне человечка.
Я сумею молчать так долго,
как никто не молчал доныне.
Я ношу на груди размолвку,
нелюбовь к своему мужчине.
Я сумею молчать так нежно,
не мешай мне молчать, так нужно.
Мир за окнами белоснежный,
мир внутри меня безоружный.
И ни шлем не спасёт, ни латы,
я в халате лежу из плюша.
Напиши мне, как виноват ты,
позвони мне, я стану слушать.
2017 год, Донецк
«А в четверг утром, как ни в чём не бывало…»
А в четверг утром, как ни в чём не бывало,
письмо от одного знакомого либерала:
«Здравствуй, милая! Как тебе там живётся?
Говорят, у вас на востоке восходит солнце
и плывёт по небу, словно по морю шхуна.
Говорят, что за вас сердцем болеет Юнна.
Прекрасная Юнна, я вырос на её текстах,
мудрая добрая Юнна – моё советское детство,
как вечное новогоднее счастье и колкая ёлка,
как пони, которому дико мешает чёлка.
А помнишь, как мы с тобою в её квартире
сидели по разным комнатам и говорили
сквозь стены и стёкла от кухни и до гостиной,
я тебя слышал, и голос твой был бобинным,
растрескавшимся от времени и поэтства,
моя невозможно странная девочка из Донецка…»
2017 год, Донецк
«Город в праздники – чистоган…»
Город в праздники – чистоган,
ни налогов, ни новостей.
Город прячет в чулке наган,
в подворотне – туза бубей.
Мы сыграем с ним в преферанс,
словно я ещё тот игрок.
Он споёт мне дурной романс,
выдавая за местный рок.
Заметелены фонари,
едва теплятся сквозь метель,
город пахнет картошкой фри
и наводит на пеших хмель.
Колко пальцами трогать снег,
снег так холоден, как курок.
Я замысливаю побег,
город хочет впаять мне срок,
заточить меня в стиль ампир,
год семнадцатый, пробил час.
И одно утешенье – спирт
пить за тех, кого Бог не спас.
2017 год, Москва
«Прямая речь, как рейс Ростов – Москва…»
Прямая речь, как рейс Ростов – Москва,
застрянет горлом чёрная треска
на Краснопресненской в каком-то кабаке,
свези меня по замершей реке
пить красное усталое вино,
смотреть, как в омут, в жёлтое окно,
ходить по белым мраморным полам,
по минным заколдованным полям.
Ходить на кожаном коротком поводке,
держи меня в ежовом кулаке,
в грудном кармане или за щекой,
как рыбий жир, как символ запятой,
которой места в тексте не нашлось.
Держи меня – как шар земной – за ось,
держи – как мать Ахилла – за пяту
на кружевном заснеженном мосту.
Держи меня, держи, не отпускай,
мой брат, мой мальчик, мой красивый Кай
из края абсолютного нуля.
Держи меня, как держат журавля.
2017 год, Москва
«Здравствуй, Кай!..»
Здравствуй, Кай!
Пишет тебе сестра,
жизнь моя хоть и пестра,
но порою такая тоска,
