Тревожная ночь - Пётр Владимирович Угляренко
Не спешил, медленно шёл по городу. От свежего воздуха стало как будто легче. Только пристально следил, кто идёт ему навстречу. Хорошо выглядит, нечего сказать! Родная жена его бы не узнала. Зато ещё больше «породнился» с братом. И стало жаль Геннадия. Большую обиду, думал, сделает он брату, если у него отберёт ключ и скажет, чтобы больше к ним не приходил. Геннадий горяч, разгневается и ключ не отдаст, в лучшем случае швырнёт его куда-то и выругается, - мол, тряпка ты, а не мужчина, Павел, дожился, что жена тобой командует! Нет, надо иначе поговорить с Геннадием, чтобы понял, но не знал - гневаться на брата или нет. Лучше всего бы украсть у него ключ, может, и теперь, пока он ещё спит - наверняка, ведь отсыпается в воскресенье. А коли встал - есть другой вариант: честно попросить у него ключ, потому что свой где-то потерял и не может зайти в квартиру. Понял - удивится Геннадий, что в такую раннюю пору он, Павел, возвращается домой, да ещё и в такой «лёгонькой» одежде. Да неужели таиться и от родного брата?!
Повернул к общежитию. Пока вышел на четвертый этаж, то сердце, казалось, билось аж в горле. Прислонился к стене, отдышался - и тут сказалась пьянка! Издалека смотрел на застеклённые двери, ожидая - сейчас Геннадий выйдет, и они встретятся один на один, как ему, Павлу, и хотелось бы. Но брат не выходил. Тогда Павел приблизился к самой двери. Сквозь стекло видел - мелькают в комнате тени, никто даже не подаёт голоса. Постучал, вошёл. Геннадия в комнате не было.
- Вы к кому? - спросил кто-то из ребят.
- Не узнаёте?
- Узнаём, но...
- Удивляетесь, что я в таком виде и почему так рано? Неприятность одна у нас, беда...
- Знаем, Геннадий вчера вечером говорил.
- А где он?
- Не ночевал здесь... Мы думали, у вас...
Молчал Павел, только глазами моргал, потому что что мог сказать? Не понимал - о какой неприятности говорил Геннадий своим товарищам перед тем, как исчезнуть? Какая неприятность? Разве он уже знал о вытрезвителе? Почему же тогда не пришёл за ним, не поспешил на помощь брату? Намеренно, чтобы потом было чем допекать? Чтобы он, Павел, не упрекал его, когда выпьет? Не с самим ли Геннадием приключилась беда? Что с ним могло произойти? Получил известие из дома, что мать умерла - писала же недавно, что немного нездоровится? Или что-то натворил отчим? Трудно догадаться, в голову, видно, лезет совсем не то... не то... И молча повернулся к двери - раз Геннадия нет, зачем здесь стоять? Слегка кивнул головой и вышел.
- Что передать Генке, когда он вернётся?
- Спасибо... Я встречусь с ним.
И не заметил, как выбежал на улицу - смущённый, безумный. Только тогда оглянулся, не преследует ли дежурный общежития, потому что легко мог принять его за какого-то вора. Где Геннадий? Где он ночевал? Не маленький... конечно, не маленький. Но ведь - брат, так как не беспокоиться?
Это Наталья может остаться к нему чужой. И не такой уж Геннадий злой, как она говорит, просто, как говорится, коса наткнулась на камень. Хотя неизвестно - кто из них коса, кто камень?
Надо во что бы то ни стало помирить их, Наталью и Геннадия. Одно, что он запретит брату, - приводить в дом дружков, тем более девиц. Коли Генка и Вика любят друг друга, зачем Наташа им препятствует? Всё равно любовь, да ещё и молодость, одолеют преграды! Это он, Павел, ничто не преодолеет, потому что уже идёт по наклонной. Со вчерашнего дня. С той минуты, когда в кабинете прочитал письмо, поступившее ему на завод. С сообщения от друга или недруга, что он... Ветвистые рога у него на голове. Потому что жена, красавица Наталья, которая сама себя называет Афродитой, оказалась... Не мог об этом и думать. Но думал... По телефону нежно так кому-то говорила: котик! Любимому, наверное, кто же другой может быть котиком? Она сделала вид, что никого, кроме него, Павла, нет на свете... А потом... А потом... Искал по всем карманам письмо, но не нашёл. Хотел, чтобы Наталья его прочитала, а оно где-то делось - возможно, и на работе, на столе осталось. Потом Наталья начала собираться, будто к портнихе. Преградил ей дорогу: нет, она в такой вечер не смеет уйти из дома! И даже испугался, потому что её лицо изменилось сразу до неузнаваемости. Куда подевались её нежность, ласковость! Яростная ненависть зажглась в её глазах. К нему, вероятно, потому что впервые стал ей на дороге. Почему так разозлилась? Испугалась, как бы он, Павел, не взял над ней власть? Мол, тогда заставит её оставить работу в Интуристе, чтобы отчитывалась ему о каждом шаге, чтобы ни одной мысли не могла от него скрыть. Если бы, конечно, хватило у него характера, воли, выдержки.
Сам себя не хвалит: всего в нём хватает лишь на какое-то время. И Наташа, поняв это, не покорилась ему, любой ценой решила сделать по-своему, чтобы в её жизни ничего не изменилось. А он тоже затянулся - превратился в тот камень, который никакой косе не рассечь. Не надеялась Наталья, что он толкнёт её в грудь - как на врага, бросилась на него, острыми и длинными ногтями своими готова была выцарапать глаза...
Помолчали оба. Размышлял Павел, что ссорой ничего не добьется. Заговорил мягче:
«Скажи мне правду...»
Она сердито сплюнула, будто её враз стошнило:
«Не надейся, не жди! Даже когда выследишь, в расстеленной постели с кем застанешь, и тогда ни в чём не признаюсь! Поймай сначала, докажи, а потом обвиняй. Какое ты имеешь право?..»
И заплакала.
Не выдержал, прослезился и он:
«Почему ты плачешь?»
«Ты искалечил мне всю мою жизнь!»
«Сама себе мужа выбрала!»
Не отвечала.
«Скажешь, что выбор был мал? Надо было выбрать ещё раз?»
«Я больше ничего не скажу!»
«Тогда я скажу: нашла котика!»
«Так бы я и призналась!»
«Признаешься - заставлю!»
Сжал перед ней кулаки, и увидел, что она пренебрежительно скривила губы:
«Ха! Разве ты на что способен? Слабонервный ты...»
Дёрнулся назад и широко открыл ей дверь:
«Можешь идти, но не возвращайся. Мне такое счастье не нужно...»
А что произошло дальше, почти не вспоминается. Ощущение было такое, будто шёл
