Бывший. Цена твоей любви - Марта Макова
С каждой секундой его взгляд всё больше мрачнел, желваки ходили ходуном, хватка на плечах становилась похожа на сжимающие их железные клещи.
Я была совсем обессилена. Всхлипывала и тряслась на подгибающихся ногах.
– Убью! Всех убью, к чёрту! – рыкнул разъярённым зверем и подхватил меня на руки.
– Лира? – изумлённо выдохнула Катька, и тут же взвизгнула в радостном восторге. – Лирка!
Господи, она то что здесь делает? Моя самая близкая подружка, с которой мы с детского садика были вместе и в радостях, и в шалостях, и в девичьих горестях, повисла на мне, упираясь в меня довольно заметным круглым животиком. Да она беременна! Неужели с Григом? Добилась-таки своего ягоза!
– Лира, где же ты была, зараза ты такая?! – смеясь и плача, Катя тискала меня, гладила по спутанным волосам.
Я растерянно улыбалась и оглядывалась вокруг, ища глазами маму.
– Господи, – подружка чуть отстранилась и испуганно округлила глаза, наконец оценив мой растерзанный вид. – Что с тобой случилось? Ты откуда-то сбежала? Тебя держали в плену?
– Ну хватит. – брат за руку оттащил Катюху от меня. – Прекрати рыдать, тебе нельзя волноваться. Всё хорошо, Барабулька дома. Лучше дай ей во что переодеться и пожрать приготовь.
Катя послушно отступила и засуетилась у плиты, каждую секунду оглядываясь на меня, радостно и неверяще улыбаясь и пряча слёзы.
– Садись, сестренка. Еле на ногах стоишь. – брат придвинул стул. Положил руку мне на спину, направляя, но не удержался, снова притянул к себе, зарылся носом в волосах и поцеловал в макушку.
– Мы искали тебя, искали. Гриша даже в столицу несколько раз ездил. – Катя шмыгала носом, ловко управляясь с кастрюлями и сковородками на плите, а я оглядывалась вокруг.
Всё новое, непривычное, чужое. Дом, большая, современная кухня. Новая посуда, шторы на окнах. Даже запах в доме другой. Больше не пахнет жареной рыбкой, старой акацией, растущей перед кухонным окном, мамиными любимыми духами.
– Давай-ка я тебя наверх отнесу. Нужно промыть и обработать раны, а то знаю я тебя, любая заноза нарывать начнёт.
Я сидела на стуле и держала, стоящего за моей спиной брата, за руку, боясь хоть на мгновение отпустить его.
– А мама? – выдавила из себя, уже предчувствуя ответ. Сердцем понимала, что её в этом новеньком доме нет. Не ощущала её присутствия, не видела ни одной вещи, принадлежавшей ей.
Катька стрельнула испуганным взглядом на Гришу и тут же отвернулась, пряча слёзы, а моё сердце остановилось.
– Мамы нет, сестрёнка. Три года, как умерла. – крепкая ладонь легла на плечо, сжала его.
Я хватала воздух открытым ртом. В груди было нестерпимо горячо, так, что ни вздохнуть, ни выдохнуть этот жар не получалось. Слёзы брызнули из глаз, словно я и не рыдала сегодня полдня. Кажется, они сочились из каждой поры моего тела. В одну секунду я с ног до головы покрылась холодной испариной.
Прикрыла рот ладошкой и замотала головой. Нет! Нет! Хотелось кричать, выть во всё горло, но получалось только задушено мычать.
Глава 6
– Расскажешь? – Катюха присела рядом со мной на кровать. Такая смешная с этим круглым пузиком, распухшим носом и пигментными пятнами на лице.
Когда я ходила беременная, меня такая беда миновала. Может, потому, что этот период попал на холодные месяцы и солнце в столице появлялось нечасто? Или потому что я была белокожая, в отличие от жгучего брюнета брата, пошедшего в породу нашего отца-грека, а я была вся в маму – светлоглазая блондинка. Катюха тоже смуглянка, как большинство южан, в крови которых намешано много генов разных народов.
Воспоминания о беременности и потерянном ребёнке привычно обожгли, отозвались застарелой болью, тяжестью в груди. Я глубоко вздохнула, сжала пальцами переносицу, это всегда помогало удержать слёзы.
Поднос, на котором стояли чашка с горячим чаем и тарелка с бутербродами, остался на прикроватной тумбочке, а мы с подружкой обнялись, как в детстве, ища друг в друге сочувствия и даря поддержку.
– Что рассказывать, Кать?
– Всё, Лир. Я ведь думала, что больше никогда не увижу тебя. Да что я только не думала! Что тебя похитили и продали в сексуальное рабство. Знаешь, сколько таких историй по телевизору рассказывают и пишут в интернете? Что ты погибла, тебя убили. Какой-нибудь таксист в Москве изнасиловал и задушил. Или ещё что-нибудь случилось. Страшное. Ты же пропала бесследно. Никаких весточек за столько лет. Ты не могла, да, Лир?
– Я попала в аварию, Катюш, и потеряла память. Ничего не помнила четыре года.
Рассказывать кому-то подробности моего исчезновения брат запретил. И Кате тоже. Чтобы не волновать её.
Вчера после горячего и несущего облегчение душа, под которым я проплакала целый час, мы долго разговаривали с братом. Катьку, принёсшую ко мне в комнату коробку с медикаментами, чтобы обработать пострадавшие ноги, Гриша просто выставил за дверь. Ни к чему ей лишние переживания.
С братом мы говорили долго, до глубокой ночи. Я рассказала ему всё, даже то о чём по глупости боялась признаться четыре года назад. О романе с Борисом, о моей любви, о беременности и родившимся мёртвым ребёнке. И о том, что случилось со мной потом. Что Диана пыталась убить меня. Об амнезии, о дяде Лёше и тёте Марине, спасших меня, приютивших у себя после больницы и ставших мне семьёй. О Леоне. О том, как память вернулась ко мне, как бежала из особняка братьев, боясь очередной расправы над собой.
Гриша внимательно слушал и не перебивал. Хмурил густые брови, стискивал зубы, сосредоточенно смотрел в тёмное окно, обдумывая мой рассказ.
– Мир тесен. – брат недобро ухмыльнулся. – Значит, семейство Росс, говоришь?
– Ты знаешь их? – вскинулась я, с тревогой глядя на брата. Они знакомы? Что может связывать моего брата-рыбака со столичными богачами?
– Наслышан. – Гриша криво ухмыльнулся. – Олигарх московский. Он тут лихо зашёл на нашу территорию, землю начал хапать под застройку гостиниц. Прёт, как танк, всю администрацию купил с потрохами.
– Борис?
– Ну про Леона твоего я ничего не слышал. Росс старший здесь орудует. Значит, жена его тебя сбила? – брат хрустнул пальцами
