Бывший. Цена твоей любви - Марта Макова
Я засмеялась. Правду говорят, что муж и жена одна сатана. Катька уже и словечки Гришины переняла, и интонации.
– Далеко, Кать. Во Франции. Только не помнила ничего.
– Во Франции? Занесло тебя, однако! – Катька отстранилась и заглянула мне в лицо. Ласково погладила по щекам, отвела упавшие на лицо пряди. – А здесь, как оказалась, да ещё в таком виде? С тобой что-то страшное случилось, Лир?
В родных глазах плескалась боль и тревога за меня, вперемешку с её неуёмный любопытством.
– В гости к родителям друга приехала. И вспомнила всё. Вот и рванула домой, как была. Босиком и в нарядном платье. Только подол оторвала, чтобы не мешал бежать. – засмеялась, пряча за смехом боль и страх.
Подруга улыбнулась и, кажется, поверила. Я и не врала, почти не врала, только опустила некоторые подробности своего побега из особняка Росс.
– Ну как вы тут? – вошёл в комнату Гриша. Такой домашний, полный расслабленного спокойствия и заботы. – Проснулась, сестрёнка? Как ноги? Болят?
– Вроде нет. – я пошевелила пальчиками перебинтованных ступней и улыбнулась брату.
– Вот и отлично. Котёнок, неси аптечку. Нужно ещё раз обработать раны. Хорошо, что глубоких порезов нет, а царапины, глядишь, к вечеру уже заживут.
Катюха резво подпрыгнула и рванула выполнять команду мужа, но по пути была перехвачена сильными руками. Гриша притормозил её и, положив ладонь на круглый выпирающий животик, погладил разом и жену и своего малыша ней. Чмокнул Катьку в пушистую макушку.
– Не бегай. И на лестнице осторожнее.
Они обменялись взглядами, полными любви и заботы, а я снова подавила слёзы. Радости за них и горького отчаяния и боли за себя и своего погибшего малыша, за растоптанную веру и любовь.
– Что дальше, Гриш? Что нам делать? – спросила, как только за подругой закрылась дверь.
– Для начала, восстановим твои документы. – брат был спокоен и уверен. – Придётся через суд доказывать, что ты жива, а это время. А потом будет видно. Но больше я тебя никуда не отпущу. Может, придётся тебя спрятать ненадолго, пока разберёмся с этой семейкой.
Я тяжело, со всхлипом, вздохнула. Мой родной, тёплый, нежный и сильный Леон. Я думала о нём всю ночь. Неужели он встанет на сторону Дианы и брата? Ведь семья дороже? Неужели и он предаст меня?
– Думаешь, мне нужно написать заявление на Диану в полицию?
Брат недовольно поморщился и потёр ладонью упрямый подбородок, заросший за ночь щетиной.
– Твоё слово против её, Лира. Столько лет прошло, свидетелей нет, машины, уверен, тоже давно нет, доказать будет сложно. Только нервы мотать. Очные допросы. Ты хочешь с ней увидеться в полиции?
– Нет! – от такой перспективы меня невольно передёрнуло. – Точно, нет!
– Тогда оставь это мне. Сам разберусь с ними.
– Как, Гриш... – страх и беспокойство за брата сковали горло. Только не это! – Прошу, не связывайся!
– Не волнуйся, Лира. Я не стану к ним приближаться. Есть много других способов наказать эту семейку.
Мне совсем не понравилась улыбка брата. Она была похожа на хищный оскал зверя, вышедшего на тропу охоты. Нисколько не сомневалась, что Гриша так это не оставит. Не простит причинённые мне, всем нам, боль и горе.
– Пожалуйста, Гриш...
Мой жалкий скулёж прервал певучий сигнал уличного домофона. Кто-то звонил в калитку, и Гриша, недослушав меня, шагнул к окну.
– Кого там принесло с утра пораньше? – выглянул и тут же обернулся ко мне, сидящей на кровати. – Будь в комнате. К окну не подходи.
Брат быстро и решительно вышел, прикрыв дверь, а я, с колотящимся от тревоги сердцем, поковыляла к окну. Сидеть в неведение было невозможно.
Осторожно отодвинула штору, так чтобы было незаметно снаружи, и выглянула в окно.
У ворот дома стояла дорогущая машина, хищно прищурившаяся узкими фарами. Рядом с открытой водительской дверью Борис что-то читал в телефоне, ожидая, когда к нему выйдут.
.
Глава 7
Леон
Мы никогда не дрались с Борисом, даже наше детство прошло без братских мальчишеских разборок и потасовок. Нам нечего было делить. Только если родительскую любовь.
В детстве я ревновал маму к Борису. Она обожала его, боготворила, возлагала на него свои надежды, а меня почти не замечала. Ну, есть ещё один сын, и ладно. Растёт рядом, всегда под приглядом нянек и Федотыча, накормлен, напоен, присмотрен, и главное, не мешается под ногами.
Будучи ребёнком, я страдал от такой несправедливости. От её равнодушия. Но когда подрос, понял, что в этом даже есть свои плюсы. Полная свобода и право выбора – самолично распоряжаться собственной жизнью. От меня не требовали идти по стопам отца, не втягивали в семейный бизнес, не заставляли учиться там, где я не хотел. Я пошёл своим путём и сейчас был даже благодарен матери за её равнодушие к моей жизни. У меня всё получилось. И был дед, который любил меня, во всём поддерживал и дал возможность открыть мой личный бизнес.
А Борис... конечно, я любил его как брата, но в своё время он сделал всё, чтобы мы не сблизились. И сейчас, врезав от души ему по морде, я не испытывал ни малейших угрызений совести и раскаяния. Но и легче мне не стало.
Ревность скручивала и рвала жилы. Мешала здраво мыслить. Хотелось придушить этого мерзавца, сломавшего жизнь юной девчонке, искалечившего её.
– Зачем тебе это? – Борис достал из нагрудного кармана носовой платок и приложил его к разбитой губе. – Ты же понимаешь, что семья не примет твою невесту?
Отвечать и ввязываться в драку он не собирался. Был спокоен, будто и не получил только что кулаком по лицу. Его равнодушие и хладнокровие сводили меня с ума, бесили, заставляли кипеть от ярости. Судак замороженный! Ему было по фигу на то, что с Лирой могло случиться всё что угодно. Она без документов, без денег, даже без обуви, неизвестно где. Беспомощная, напуганная и беззащитная.
– Плевать я на вас хотел! Ты – хладнокровный, беспринципный ублюдок, и твоя безбашенная жена-убийца мне не семья!
– Осторожно, Леон. Не стоит так безрассудно менять родную кровь на
