Орнамент массы. Веймарские эссе - Зигфрид Кракауэр

поля зрения. «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» – этими словами из Нагорной проповеди руководствуются авторы большей части фильмов, посвященных нашему времени. Они более высокого мнения о предопределении, чем о профсоюзах; во всяком случае, среди рабочих и служащих, которых считают неорганизованной массой, они выбирают всегда какого-нибудь одного бедолагу, наделяя его в конце концов благодатью. Вот схема фильмов в циллевском духе, которые сочетают приятное с полезным, живописуя жуткую среду обитания пролетариев и одновременно спасая из ада одного счастливца. Пути киногероев неисповедимы. И телефонистки, продавщицы из лавок и секретарши могут забыть о профсоюзах, потому что известно, не только «Лотта находит свое счастье», та самая, что была простой маникюршей, но везет и многим другим ее товаркам, которым такое тоже на роду не написано. Но, разумеется, надо быть хорошенькой. Рай, куда стремятся эти трижды просеянные люди, называется высшее общество. Оно сияет в царящих на экране фильмах, как рай на средневековых картинах. Члены этого общества водят авто, живут в Берлине, Париже или на Ривьере, выходят на люди почти исключительно в костюмах спортивного покроя или вечерних туалетах и нуждаются в деньгах лишь единожды, в самом крайнем случае, да и то за этим немедленно следует выгодный брак. День ото дня дела у них идут всё лучше и лучше, по ночам они танцуют в барах, сидят за игорными столами и почти нарушают супружескую верность; «почти» – означает, что в самом крайнем случае они раздеваются, пикантности ради, но потом, на этот раз уже во имя морали, случается что-то, что их сдерживает, ведь иначе может пошатнуться вера в устои общества. О незыблемости этих устоев в фильмах заботятся подчас, просто подтверждая, что музыкой этих сфер является шлягер из ревю. Да, Лотта, попавшая в это общество, и в самом деле нашла свое счастье.

Не всё кино пронизано такой доктриной. Есть и фильмы, свободные от предрассудков, желающие отвечать вкусам более интеллектуальной публики. Они более-менее радикальны, но их радикальность всегда направлена на низверженных уже сильных мира сего. Если сражаются с деспотами, то это мануфактурщики в «Ткачах». Любимой мишенью для насмешек являются кайзеровские прихвостни (например, в «Бобровой шубе»), сегодня их место занимают лакеи «денежных мешков» (впрочем, их самих предпочитают не трогать). Или с имперским столичным гонором насмехаются (как в фильме «Шесть девушек ищут пристанища») над отсталостью провинции, что само по себе отдает провинциальностью. Показательно для этой категории фильмов убожество фильма о Домеле[104]. Саксо-боруссцев[105] в нем настолько не принимают в расчет, что даже не показывают, и сатира отступает перед насмешкой, которая ласково треплет, а не бьет наотмашь.

Документальные фильмы, в отличие от большинства игровых, имеют дело не с искусственными декорациями, а с действительностью, которую должны запечатлеть. Можно подумать, что они честолюбиво претендуют представить нам мир таким, каков он есть. На самом деле всё ровно наоборот. Они отсекают от жизни то, что нас единственно и касается, заваливают публику таким обилием безразличных наблюдений, что она перестает воспринимать по-настоящему важное. Когда-нибудь она полностью ослепнет. Спуски кораблей на воду, разрушительные пожары, съемки спортивных состязаний, праздничные шествия, идиллические сценки с детьми и животными в недельных обзорах от известных фирм хоть и актуальны, но уж точно не являются событиями, переживать которые стоило бы по сотне раз; не говоря уже о том, что одну мотоциклетную гонку от другой не отличишь. Монотонность этого варева – справедливая месть за их поверхностность, которая в силу бездумного соединения разрозненных кадров в мозаику только возрастает. Решительная отповедь такой продукции была дана только Народным союзом киноискусства, который в свое время из материалов киноархива смонтировал собственную хронику, с острым содержанием. Обычные научно-популярные фильмы тоже опасаются приближаться к нашей культуре. Уж лучше обратиться к чужой: к африканским племенам, к нравам и обычаям эскимосов, к змеям, жукам и пальмам. Некоторые из них сделаны хорошо, и это удивляет меньше, нежели тот факт, что почти все они, словно сговорившись, избегают насущных человеческих проблем, привносят экзотику в обыденную жизнь, вместо того чтобы искать экзотику в ней самой. Вдобавок большинство их них сделаны плохо – бессмысленные произведения, устраивающие нам навязчивый инструктаж, который куда лучше обеспечит любой справочник. Ни коневодство, ни ковроткачество, ни один необычный предмет не застрахован от их жажды внести свой вклад в народное просвещение. Хуже всего, когда они пытаются подольститься к зрителю поэтическим названием, не скупясь на эпитеты. Псевдопоэзия празднует свой полный триумф в научно-популярном фильме концерна УФА «Природа и любовь», где она от слов переходит к делу, обращаясь в визионерские видения о сотворении и возвышении человечества. УФА не ограничивается рассказом о том, что такое половая жизнь, ей еще надо порицать и пророчествовать, как сивилле.

Пока что можно утверждать: все сюжеты среднестатистической кинопродукции – это сознательные или бессознательные маневры. Сюжеты уходят от нашей действительности в дальние дали или в интересах стабилизации общества насаждают идеологии, зашоривая взгляд основной массе кинозрителей, сиречь мелким служащим. Эти экранные идеологии устарели куда больше, чем циркулирующие в остальной Германии. Ни смышленая продавщица, ни прогрессивный предприниматель никогда им не поверят. Было бы как минимум полезно, если бы УФА, наконец, узнала о существовании АФА, Всеобщего свободного союза служащих. Но именно неведение о реальности и показательно в провале кинопроизводства, каковой включает в себя политическую отсталость, но ею не исчерпывается. О провале, помимо уже названной продукции, свидетельствуют и многочисленные компромиссные фильмы, которые за счет правдоподобия надеются подкупить врагов и друзей Веймарской республики, пацифистов и поджигателей войны; за ними – конъюнктурные серии, чьи излюбленные темы (цирк, кризис пубертатного возраста, сексуальные проблемы) варьируются не в поисках истины, а только лишь прибыли ради. Все они не отражают жизнь, а хотят извлечь из нее выгоду. В результате получается полная мешанина. Их возня с шаблонными чувствами находит свое выражение в подобном же сумбуре – достаточно вспомнить такие фильмы, как «Шарлотта сходит с ума» и «Сегодня танцует Мариетта». Что они еще и безвкусны, подтверждается многократно. Так, вторя дурацким шуткам, юных светских дам в фильмах сводят вместе с тряпичными куклами, снимая их крупным планом, в пандан хозяйке. Или снова и снова показывают простых людей, не умеющих прилично есть, над чем, правда, простые люди в зрительном зале снова и снова смеются, потому что уверены: они-то едят не так, как народ на экране.

Слабости материала соответствует, а иначе и быть не может, слабость эстетики. Вместе с жанрами коснеют и технические приемы, какими без зазрения совести пользуются