Гудбай, Восточная Европа! - Якуб Микановски
В своем эссе «Сила бессильных» Вацлав Гавел рассказывает историю о воображаемом зеленщике, который вешает на витрину своего магазина табличку с надписью «Трудящиеся всего мира, объединяйтесь!». Он не верит этому лозунгу, и режим не требует, чтобы он в него верил; просто требуется выразить свое почтение, повесив плакат. Для Гавела это притча о жизни в «посттоталитарном обществе», где режим поддерживал порядок, диктуя слова и подавляя свободное пространство, отведенное для самовыражения личности. Но, как обычно в Восточной Европе, абсурдность реальности превзошла воображаемый мир художественной литературы. Однажды реальный бухарестский зеленщик повесил над дверью объявление: «У нас есть капуста». Прохожий быстро добавил ниже примечание следующего содержания: «Новая победа над капитализмом».
В целом юмор служил хорошим барометром того, что на самом деле происходило внутри стран народной демократии. Официальная пропаганда изображала румынского президента Николае Чаушеску героем, гением и практически богом. Однако в частном порядке миниатюрный, с пышными волосами и совершенно определенно страдающий манией величия диктатор был объектом бесчисленных шуток. В одной из них Чаушеску направляется в аэропорт Бухареста, где замечает группу граждан, стоящих в очереди. Он приказывает своему водителю остановиться и спрашивает, чего они ждут. Весь кортеж останавливается, и вскоре водитель возвращается с ответом. «Люди ждут хлеба». – «Мой народ не должен ждать хлеба! – гремит обеспокоенный лидер. – Пусть хлеб раздадут немедленно!» Конечно же, в мгновение ока появляется грузовик, с которого раздают хлеб. Удовлетворенный, Чаушеску возобновляет свой путь и через несколько минут лицезреет другую, еще более длинную очередь. Лидер снова приказывает остановиться и отсылает водителя. «Люди ждут яиц», – докладывают ему. «Моим людям не гоже ждать яиц, – кричит он. – Раздайте моим людям яйца!» Как и прежде, быстро появляется грузовик, раздаются яйца, и кортеж Чаушеску продолжает свой путь. Однако очень скоро президент замечает третью очередь, самую длинную на данный момент. Он снова останавливается и отправляет водителя разобраться. «Люди ждут мяса». Мгновение Чаушеску молчит, но наконец произносит с той же властностью, что и раньше. «Принесите моим людям стулья!» – говорит он.
В этой шутке заложена львиная доля правды. Чтобы поддерживать представление о том, что он управляет счастливой и здоровой страной, благословленной плодами социализма, Чаушеску нуждался в поддержке тысяч людей. Он не выносил вида очередей. Когда он посещал рынок или магазин, там раскладывали горы еды. Когда он посещал второй, там чудесным образом появлялись точно такие же товары. Чаушеску также терпеть не мог церкви или частные дома, поскольку считал их признаками реакции. Когда он и его жена Елена отправлялись кататься по Бухаресту, все подобные признаки независимой жизни приходилось прятать за строительными лесами или деревянными панелями, возводимыми за счет владельцев. Людям, живущим вдоль маршрута следования кортежа, приходилось снимать белье, потому что оно «висело некрасиво». Если случалось, что с визитом приезжал иностранный сановник, сгоняли толпы обожателей, чтобы поприветствовать его успехи, а в толпе шныряли агенты Секуритате, следившие за тем, чтобы не возникло никаких нежелательных вспышек недовольства.
Иногда даже природу заставляли участвовать в этой всепроникающей шараде. Если Чаушеску посещал поле, где плохо росла кукуруза, в тот же день привозили и высаживали дополнительную кукурузу, чтобы поле выглядело более плодородным.
«Мастерам сцены» приходилось быть осторожными: если посадить лишнюю кукурузу слишком рано, она могла завянуть до прибытия самопровозглашенного «Гения Карпат».
Начиная с конца периода сталинизма, шутки о режимах были частью культурной жизни Восточного блока. Единственным местом, где они напрочь отсутствовали, была Албания. Там даже безобидные замечания вроде «Я ем хлеб с маслом» или «У меня нет хлеба» толковались как пропаганда, в зависимости от акцента, с которым они были сказаны. Одного человека приговорили к двадцати трем годам тюремного заключения за то, что он рассказал анекдот о председателе Мао, в то время единственном крупном союзнике Албании в социалистическом мире. Шуток об Энвере Ходже, правителе Албании с конца Второй мировой войны до его смерти в 1985 году, не просто избегали – они были немыслимы.
Большую часть своих лет у власти Ходжа держал Албанию в изоляции от остального мира. Поездки в Югославию стали невозможны после его разрыва с Тито в 1948 году. Советский Союз тоже закрылся после того, как Ходжа разорвал с ним отношения в 1960 году потому что албанскому лидеру не нравилось, как далеко Хрущев отошел от наследия сталинизма. Для албанцев даже наличие родственников за границей считалось серьезной ущербностью, которая могла помешать им получить образование или работать в чувствительных отраслях промышленности. Поездки внутри страны также осуществлялись с трудом, поскольку владение частным автомобилем считалось незаконным, а как поехать в сельскую местность без транспорта?.
Религия выступала еще одним потенциальным источником стигматизации. Произнося речь в 1967 году, Ходжа объявил войну религиозным убеждениям, назвав их «опиумом для народа». В последующие месяцы он закрыл тысячи мечетей, церквей и суфийских лож. Некоторые из них приспособили для других целей: прекрасную королевскую мечеть и Халвети лодж в Берате превратили, соответственно, в зал для игры в настольный теннис и фруктовый рынок. Более двух тысяч других мест отправления культа, включая некоторые из лучших архитектурных сокровищ Албании, полностью разрушили. С запретом религии древний культ святых ушел в подполье. Семьи продолжали тайно чтить святые места, устраивая поблизости пикники, любимым местом для них, например, была могила легендарного прозелита и чудотворца Сари Салтыка в Круе.
Ходжа делал все возможное, чтобы держать своих соотечественников в неведении о своих же собственных традициях, а также о том, что происходит в остальном мире. Несмотря на это, в начале 1970-х годов на мгновение показалось, что глоток свежего воздуха вот-вот проникнет в закрытую комнату албанского социализма. По мере того как атмосфера нервного напряжения как в советском блоке, так и на Западе начала ослабевать, на улицах Тираны стали появляться намеки на современную моду. Женщины коротко остригли волосы. Мужчины стали носить волосы немного длиннее, как у The Beatles. Юбки укоротились. В воздухе зазвучали новые мелодии. Было много песен на итальянском.
Большинство таких новых песен впервые прозвучали во время трансляции вокального фестиваля 1972 года. Фестиваль ежегодно проводился государственной радиостанцией. В предыдущие годы на нем были представлены довольно степенные песни в стиле соцреализма, восхваляющие урожай или призывающие сопротивляться империализму. Песни-победители носили такие названия, как «Учителя-герои» и «Дом, в котором родилась
