Гудбай, Восточная Европа! - Якуб Микановски
При всей эффективности рабочих кадров StB, настоящий прорыв в области слежки за людьми обеспечил технологический прогресс. Начиная с 1960-х годов, новое поколение электронных подслушивающих устройств, телефонных жучков и скрытых камер вдохновило службы безопасности блока на совершение ранее немыслимых подвигов. В 1968 году в первом номере журнала румынской тайной полиции Securitatea рассказывалось о новом прекрасном мире, в котором агенты могли делать то, «что в прошлом считалось чистой фантастикой», например подслушивать разговоры через стены или даже при повешенной трубке.
Не только Румыния выиграла от технологической революции. Даже Албания, наиболее изолированный и испытывающий наибольшие экономические трудности член Восточного блока, приняла эти новые методы. Во времена, когда телевизор стоил восьмимесячную зарплату, а личных магнитофонов просто не существовало, в распоряжении албанской тайной полиции Сигурими находилась целая коллекция миниатюрного электронного оборудования для наблюдения. Агенты прятали «жучков» в сумочках, вазах и деревянных трубках ручной работы. Они даже на учились мастерить их самостоятельно.
Все сообщения и кассеты, записанные такими устройствами, в конечном итоге возвращались в Дом Листьев в Тиране, ныне музей: здесь посетители могут побывать в старых камерах для допросов и изучить различные хитроумные маскировки, которые Сигурими изобрели для своих подслушивающих устройств. Дом Листьев, первоначально построенный как вилла для первого гинеколога Тираны, позже служил штаб-квартирой гестапо, а затем центром разведывательной паутины, которую Сигурими сплели над Албанией. В этот уютный особняк, расположенный вдали от центра города в тени раскидистых платанов и пальм, стекались тысячи часов записанных на магнитофон личных и телефонных разговоров.
Но сколько бы необработанных данных ни перехватывала Сигурими, гарантом ее эффективности было повсеместное размещение своих глаз и ушей. Даже самое безобидное замечание, например жалоба вслух на помидоры на рынке или высказывание чего-то положительного о западногерманской футбольной команде, могли стоить человеку свободы на долгие годы. Румыны научились всегда следить за тем, что они говорят. Собственно, этому научились все жители Восточного блока.
Пишущие машинки показались коммунистическим властям особенно опасными, ведь они были одним из немногих средств массовой коммуникации, оставшихся в частных руках. Середина 1970-х годов стала золотым веком подпольного самиздата в Восточной Европе. Многие ведущие писатели Чехословакии, включая Вацулика, выпускали самодельные издания своих произведений, перепечатывая их в нескольких экземплярах с помощью листов копировальной бумаги. Бумага должна была быть тонкой, как луковичная шелуха; даже в этом случае одиннадцатый и двенадцатый экземпляры в нижней части стопки едва можно было разобрать, и их часто можно было приобрести со скидкой.
Несмотря на низкое качество бумаги и небольшие тиражи, самиздат порой служил запрещенным писателям основным способом существования в печати. Самиздат также был основным способом распространения диссидентской литературы по всему советскому блоку. Люди прочитали последние эссе Вацлава Гавела и Александра Солженицына именно в самодельных машинописных копиях. Тайная полиция обратила на это внимание. Когда осенью 1977 года в Кракове начало распространяться эссе Солженицына 1974 года «Жить не по лжи», тайная полиция вызвала одного из своих самых доверенных секретных информаторов внутри оппозиции и велела ему узнать, на какой из пишущих машинок оно было выполнено. После 1983 года в Румынии приказали регистрировать все пишущие машинки в местном отделении полиции. Каждый год обладателям машинок приходила открытка, вызывающая их в участок для прохождения теста по машинописи под наблюдением – в трех экземплярах, без копирки.
В то время как информаторы могли доложить тайной полиции о внутренней работе диссидентской прессы, оборудование для наблюдения позволяло им постоянно ее отслеживать. К началу 1970-х годов в пражском многоквартирном доме Вацуликов было так много жучков и камер, что супругам приходилось непрерывно следить за тем, что они произносят вслух. С 1969 по 1989 год при необходимости сообщить что-то важное, они писали мелом на грифельной доске, а потом стирали. Если они писали что-либо на бумаге, то немедленно рвали ее и спускали в унитаз.
В мире, где повсюду работали любопытные уши, туалеты служили столь необходимым убежищем или способом бегства (но не везде: восточногерманская Штази приняла меры предосторожности, установив жучки в общественных туалетах, в дополнение к частным ложам в опере и католическим исповедальням). Выросшая в Румынии 1980-х годов, литературовед Кристина Ватулеску однажды услышала, как один из друзей ее отца признался, что «каждую ночь он возвращался домой, запирал все двери и окна, прятался в ванной и разглагольствовал против режима». Даже если его речи никто не записал, это не имело значения – он уже делал именно то, чего хотел режим. Ведь цель происходящего состояла не в том, чтобы убедить граждан в безоговорочных прелестях режима, а в том, чтобы напугать их настолько, чтобы они высказывали свои опасения только наедине с собой. Несогласие имело место быть, но его прятали в ящиках стола или произносили в уединении запертой ванной. И пока ропот оставался там, режим был убежден, что может править бесконечно.
1960-е и 1970-е годы также считаются великим периодом досье. К их составлению приложили руку целые армии информаторов, следопытов, переписчиков и секретарей – не только профессионалов, но и друзей, любовников, даже супругов. Их работа координировалась агентами и контролировалась генеральным штабом. Румынский политзаключенный Белу Зильбер в шутку называл производство досье «первой великой социалистической промышленностью».
Слежка породила тонны документов, а досье на авторов-диссидентов разрослись до толстовских размеров и джойсовского уровня детализации. В процессе тайные полицейские стали учениками изящного искусства литературной критики. В поисках Марина Преды, одного из ведущих писателей Румынии, агенты Секуритате опросили друзей его детства, выясняя прошлые травмы и скрытые мотивы. В досье добавилась история о том, как юный Преда был «шокирован, случайно увидев гениталии своего отца». Тем временем другие члены команды усердно работали, анализируя отношения писателя с тремя его бывшими женами. Чувствуя неуверенность в своих способностях по чтению и восприятию художественной литературы, они наняли профессионального литературного критика, чтобы выяснить уровни смысла, скрытые в романах объекта их интереса.
После
