Гудбай, Восточная Европа! - Якуб Микановски
Сначала Коппель делал большинство снимков сам, но с годами, его заменили брат Артур и старшие сыновья. Для портретов они держали в студии несколько элементов реквизита – занавеси, колонны и тому подобное. Фотографии выполнялись с использованием стеклянных пластин. Иногда жена Коппеля Файгла помогала их ретушировать, размазывая очень легкие, бледные чернила по пятнам света на пластинке. Ей приходилось проявлять профессиональную осторожность, поскольку любая ошибка могла обернуться в пользу студии «Рембрандт», их конкурентов через дорогу.
Когда началась война, семья Коппеля бежала на восток – на велосипедах, пешком и в наемных повозках. Джулиан и его жена Фела переправились через реку Буг на пароме, управляемом белорусами. В Ковеле, маленьком городке на Западной Украине, они встретились с родителями Джулиана и старшей сестрой Розалией. Муж Розалии, Обаржански, убедил ее и Коппеля переправиться обратно через реку и вернуться в Кельце и немецкую зону оккупации. Обаржански заверил их, «что с немцами можно договориться, поладить». Однако семья Джулиана недолго прожила в Кельце. Его отца и мать отправили на смерть в Биркенау. Его сестру застрелили в каменоломне. Обаржански постигла самая ужасная участь из всех: его привязали к машине и тащили по земле, пока он не испустил дух.
Никто из большой семьи Коппеля не вернулся в Кельце после войны. Но около сотни других евреев города вернулись. 4 июля 1946 года, более чем через год после поражения Германии и окончания войны, сорок два еврея были расстреляны или избиты до смерти всей толпой, состоящей из местных поляков, действовавших бок о бок с отрядом польской полиции и подразделением польской армии.
Эта трагедия началась с исчезновения ребенка. 1 июля пропал девятилетний Хенрик Блащик, сын портного из Кельце. Вернувшись на третий день, он сказал своим родителям, что его похитили и держали в подвале. Позже выяснилось, что на самом деле он отправился в соседнюю деревню собирать вишню. Один из соседей Блащика предположил, что похитителями были евреи, которые хотели взять у ребенка кровь для своей пасхальной мацы. Отец Хенрика согласился с этой версией и обратился с заявлением в полицию.
Расследование началось на следующий день в доме, где тогда проживало большинство оставшихся в городе евреев, многие из которых недавно вернулись из Советского Союза. Маленький Хенрик указал на одного из жильцов, ортодоксального еврея Кальмана Зингера, как на человека, который заманил его в подвал. Полиция вошла в дом, но не обнаружила там подходящего подвала. Тем временем снаружи уже собралась толпа. Они бросали камни под крики «они убивают наших детей». Затем толпа ворвалась в дом и убила евреев, забившихся внутрь. Солдаты, посланные для поддержания мирного разрешения конфликта, присоединились к насилию, которое вскоре перекинулось на остальную часть города. Вооруженные банды передвигались по улицам города, избивая и убивая всех евреев на своем пути.
После того как насилие прекратилось, люди попытались возложить вину за погром в Кельце на внешних агитаторов – НКВД, антикоммунистическое подполье и даже сионистов. Последующие исследования показали, что событие носило чисто локальный характер и основывалось на глубоком недоверии к возвращающимся евреям. Воскресшие из мертвых евреи приобрели зловещий облик в глазах своих бывших соседей. Страх, что они могут вернуть утраченное имущество, слился с фантазиями о мести. Обе тревоги подпитывались древними стереотипами и мифами. Здесь кровавый навет был не предлогом – самым насущным мотивом. Для тех, кто бушевал на улицах Кельце, легенда о еврее-вампире была не метафорой, а реальностью. Чего стоят одни крики, издаваемые толпой: «Евреи, где наши дети? Избавимся от евреев, убивайте их, они хватают польских детей и мучают их».
Погром в Кельце не был единичным случаем; возвращающиеся евреи сталкивались с насилием далеко не только в Польше. Подобные погромы произошли в Жешуве и Кракове, где евреев подозревали в краже крови для переливания как средства оживления их ослабленных тел после травм, полученных в лагерях. Аналогичные события произошли в Венгрии и Словакии. В воображении христианского народа евреи долгое время были типичными чужаками, роль, которая в равной мере сочетала угрозу и таинственность. Теперь вся эта историческая двойственность растаяла, поскольку мертвые соседи вернулись в облике живых чудовищ.
За пределами городов и лагерей и глубоко в сельской местности Холокост произвел глубокое, почти метафизическое разрушение социальной структуры. По всей Восточной Европе евреи внезапно исчезли с ландшафта, на котором они жили веками. Их редко оплакивали. Для некоторых их исчезновение стало исполнением пророчества. В 1980-х годах, когда польский антрополог Алина Кала собирала информацию о крестьянских представлениях о евреях, ей часто отвечали, что война была послана им Богом в качестве наказания и что сами евреи знали об этом.
Для других конец еврейской жизни в Восточной Европе был не более чем поводом для грабежа. Соседи-христиане захватили еврейские магазины, еврейскую землю и поселились в еврейских домах. Люди даже просеивали почву под крематориями концентрационных лагерей в поисках золотых пломб и выброшенных колец. Вскоре признаков еврейского присутствия на этой земле стало мало: разбитое надгробие; барельеф мезузы на дверном косяке; яблони, растущие там, где когда-то был еврейский фруктовый сад.
В польском Замбруве почти ничего не осталось, только староместская площадь, теперь разделенная пополам главной дорогой, и клочок травы на том месте, где раньше было еврейское кладбище. В Кельце давно нет фотографической студии Moderne, но сохранились некоторые сделанные там фотографии. На одной из них запечатлен еврейский мальчик из сельской местности, ставший знаменитым шахматным вундеркиндом. Другой – портрет матери будущего папы Иоанна Павла II, сделанный в 1915 году, когда она навещала своего мужа, сержанта австро-венгерской армии. На других изображены обычные люди: мужчина с военной стрижкой и усами цвета крыла чайки; женщина в палантине из лисьего меха и нитке жемчуга; шестеро детей в своих лучших воскресных нарядах.
В Дрогобыче весь город служит молчаливым мемориалом. Синагога, намного более высокая, чем любое другое подобное здание в Польше, и до недавнего времени служившая хранилищем соли, возвышается над соседними строениями. О евреях, которых депортировали из Дрогобыча, нет ни слуху ни духу. Практически всех их отправили в Белжец, самый скрытый и наименее запоминающийся из лагерей, но именно этот лагерь унес жизни евреев Львова и всех его окрестностей.
