Петр Северов - Морские были
С нетерпением ждал он прихода Теске, - переводчик должен был знать побольше караульного.
Теске сообщил мичману, что капитан и штурман Хлебников ранены.
- Значит, преступники понесли заслуженное наказание! - воскликнул мичман.
Молодой японец взглянул на него с недоумением.
- Вы называете своих товарищей преступниками?
Мур отвечал раздраженно:
- Я давно уже порвал с этими людьми. Но что все-таки с ними? Они ранены в схватке? Возможно, они умрут еще в дороге?
- А вы, кажется, хотели бы этого?
- Я никогда не сочувствовал преступникам...
- Нет, они будут живы. Они не оборонялись. Капитан поранился еще здесь во дворе, а Хлебников сорвался в расселину. А вас... Таких людей, как вы, у нас в Японии называют черное сердце...
Мичман молча встал со скамьи и медленно поплелся в свою тесную клетку. Он хотел бы ответить японцу на оскорбление, но Теске еще может обидеться и сделать какую-нибудь неприятность. Странно, что даже этого слугу буньиоса Головнин сумел привлечь и покорить.
В темени своей каморки мичман долго обдумывал создавшееся положение. Пожалуй, не следовало сожалеть о тех минутах, когда он не смог помешать бегству. Двое самых опасных противников ранены и, главное, потеряли всякое доверие японцев. Он же не пытался бежать, следовательно, приобрел еще больше доверия. Теперь лишь использовать бы это преимущество, обвинить беглецов, накликать на них гнев буньиоса и японского правительства... Он скажет, что Головнин и его товарищи - друзья и сподвижники Хвостова и Давыдова, что шли они в Японию для нападений, захвата пленных и грабежей, что это лишь начало военных действий России против японского государства...
Он, Мур, не вернется в Россию, он купит себе свободу еще здесь, в Японии. Но не страшно, если и придется вернуться - шестеро моряков все равно не будут в живых.
В судебном помещении, где Мур впервые после разлуки увидел возвращенных беглецов, он сразу отметил одну приятную перемену. Ему было приказано стать несколько в сторонке от группы Головнина. Мур даже не посмотрел в сторону беглецов, зато он неотрывно следил преданным взглядом за каждым движением буньиоса... Некоторое время губернатор негромко что-то говорил с чиновниками. Мичман решил использовать эти минуты для своих целей. Он сделал шаг вперед и, сложив на груди руки, наклонив голову, всем видом изображая покорность судьбе, заговорил негромким дрожащим голосом:
- Матросы... Я обращаюсь к вам... Я знаю, вы не виноваты. Капитан и штурман заставили вас отчаяться на эту страшную, бессмысленную попытку к бегству. Прошу вас, говорите нашему доброму буньиосу только правду. Как перед богом, так и перед ним!..
Губернатор поморщился и сделал знак рукой, приказывая Муру отойти в сторону. Обращаясь к Головнину, он спросил:
- Знаете ли вы, капитан, что если бы вам удалось уйти, я и еще многие чиновники лишились бы жизни?
- Мы знали, что караульные могли бы пострадать, - сказал Головнин. - В Европе в таких случаях ответственность несут караульные. Но мы не думали, что японские законы могут наказывать людей, ни в чем не повинных.
Мур снова решительно выступил вперед.
- Неправда, мой дорогой буньиос!.. Капитан сознательно говорит неправду. Я сам объяснял ему, и штурману, и матросам, что в Японии имеется на сей счет очень суровый закон...
Моряки удивились, что губернатор, казалось, не обратил внимания на эти слова мичмана.
- Разве в Европе существует закон, - спросил губернатор строго, - по которому пленные могут спасаться бегством?
- Такого закона не может быть, но мы не давали честного слова и считали свой шаг позволительным.
- Вас опять обманывают, мой буньиос! - воскликнул Мур огорченно. Капитан открыто смеется над вами. В Европе бегство из плена карается не менее сурово, чем в вашей стране...
Немигающие глаза губернатора словно остекленели.
- Вы, очевидно, забываете, что все равны для меня, хотя вы лично и не успели бежать.
- Но я и не пытался бежать, мой буньиос! - вскрикнул Мур испуганно. - Я давал только притворное согласие, чтобы вам обо всем рассказать...
Чиновники засмеялись, а губернатор сказал негромко, обращаясь к Головнину:
- Когда Мур давал согласие бежать вместе с вами, вы верили ему?
- Да, безусловно, - твердо сказал капитан.
- А теперь... кого же он обманывает, вас или меня?
- Поступки мичмана Мура остаются на его совести. Когда мы собрались бежать, мы были уверены, что он уйдет с нами. Но потом он струсил. А позже, я думаю, у него появились собственные планы: предать товарищей и возвратиться в Россию одному. Он, вероятно, рассчитывал, что сможет оклеветать нас и тем загладить свою вину...
Мур вздрогнул и отступил к стене; бледные губы его дрожали. Почему-то Головнин вспомнил в эту минуту, как когда-то мичман оказался у двери каюты, когда капитан сжигал секретный документ. И Головнин понял, что этот человек всегда был готов перейти на сторону сильного противника. Но теперь планы Мура разгаданы...
Снова посовещавшись со своими помощниками, губернатор спросил:
- Правда ли, капитан, что посланник Резанов сам затеял нападение на японское селение в бухте Анива в октябре 1806 года и позже на Итурупе? Он дал такое приказание лейтенанту Хвостову, и тот выполнил его, а позже Резанов от своего приказания отказался?
- О таком приказании Резанова никто из нас не слышал, - сказал капитан, взглянув на Мура.
- Недавно нам рассказали об этом курилы. Странно, что даже им это известно, а вы оставались в неведении...
- Мичман Мур называет себя немцем, а не курилом, - заметил капитан. - Я уверен, что он один мог сочинить подобную версию...
- Нет, это правда, - резко откликнулся Мур, - вы же знаете, что это правда! Вы обещали говорить только правду и снова обманываете достойного буньиоса! Вы даже утверждали, будто не были знакомы с Хвостовым. А в вашей записной книжке черным по белому записаны фамилии Хвостова и Давыдова и даже их адреса... Вы просто не хотите признаться во всем до конца! Разве вы не скрывали от экипажа секретные задания экспедиции? Я говорю этим благородным людям все с полной чистосердечностью: пусть они знают, что ваша экспедиция была разведочной, что Россия готовится завоевать Японию...
- Если задания экспедиции были секретны, откуда же они стали известны вам? - с усмешкой спросил Головнин.
Японцы переглянулись и засмеялись. Передав помощнику бумаги, буньиос встал; два телохранителя поддерживали его под руки.
- Итак, у меня последние вопросы, - проговорил он. - Вы бежали из плена с единственной целью, чтобы возвратиться в свое отечество?
- Так точно, - дружно отозвались пленные.
- А потом вы увидели, что бегство невозможно, и вам оставалось умереть в лесу или в море?
- И это правильно, - отозвался Хлебников.
Старик поморщился и неожиданно улыбнулся.
- Все это очень наивно! Разве вы не можете лишить себя жизни, не уходя из тюрьмы?
- Все же у нас была надежда, - сказал Головнин.
- Не надежда, а страх! - проговорил Мур. - Вы боялись наказания за действия своего дружка - Хвостова и за то, что являетесь русскими военными разведчиками... Теске, я прошу перевести буньиосу мои слова.
Губернатор резко вскинул голову, недовольно поджал губы.
- Этот помешанный становится слишком назойливым. Позже постарайтесь успокоить его, Теске... А пленным передайте, что их стремление возвратиться любой ценой на родину я не считаю преступным. Они не принесли Японии никакого вреда.
- Бог мой, что же это происходит? - в отчаянии прохрипел Мур. - Японцы мне не верят... Они не верят честным признаниям, идиоты!
- Мой долг передать эти оскорбительные слова буньиосу, - сказал Теске.
Мур схватил его за руку и прижался к ней губами.
- О нет!.. Не нужно... Вы - мой спаситель...
Моряки двух голландских кораблей, прибывших в Нагасаки из европейских портов, рассказывали японским правительственным чиновникам об огромных переменах в Европе. Только теперь в Японии стало известно о вступлении наполеоновских войск в Москву, о грозном пожаре, уничтожившем древнюю русскую столицу, и о полном разгроме русскими войсками непобедимого Бонапарта.
При японском дворе сразу же заговорили о дальнейших отношениях с Россией. Великая и могучая соседняя держава, разбившая наголову победителя всех европейских армий, имела все основания оскорбиться за издевательства, которым японцы подвергали русских моряков.
Новый губернатор, прибывший в Мацмай, отлично понимал, какую огромную силу являла теперь собой Россия. Он счел необходимым немедленно мирно уладить неприятную историю с пленением русских моряков и написал в столицу письмо, предлагая связаться с пограничным русским начальством.
На этот раз японское правительство ответило без промедления. Оно не возражало против мирного урегулирования этого досадного случая, но считало необходимым, чтобы русские пограничные власти объяснили свое отношение к действиям Хвостова и доставили это объяснение в открытый для некоторых европейских держав порт Нагасаки...
