Валентина Брио - Поэзия и поэтика города: Wilno — װילנע — Vilnius

В близкой по смыслу плоскости располагаются и оживающие (или полуоживающие) вывески. Человек тоже начинал как-то «врастать» в архитектуру — и порою он приобретал ее черты, лицо, да и весь облик персонажа могли описываться в терминах архитектурного сооружения, точно так же как и древние здания приобретали черты человеческого облика.

К таким сюжетам в значительной степени «подталкивал» сам город: его архитектура (включая интерьеры) обильно украшена статуями, порою очень динамичными. Может быть, поэтому поэзии о Вильно присущ прием транспозиции в нее произведений других видов искусства (скульптуры, архитектуры, живописи, театра и др.).

Город, наполненный литературными локусами, не раз описанный как книга, пергамент, свиток, скрижаль, письмена, рифма, как текст, сам словно побуждал к чтению — в самом широком смысле, от каменных страниц архитектуры до созданных в нем и о нем произведений писателей.

Лишь попутно прозвучала здесь тема городов-аналогов. А ведь Вильно имеет красноречивый ряд уподоблений, не меньший, может быть, чем Петербург. Рим и Флоренция, Париж, Прага, Краков и Гданьск, Львов, Тарту, Афины, — вот лишь неполный их перечень. Подобное «проецирование» одного города на облики других городов «выявляет в нем структурные черты собственно Города, в том числе и наиболее архаичные» (Р. Тименчик), и для Вильно это очень характерно.

Отчасти топографические, отчасти исторические, идеологические стимулы вызвали к жизни уподобление Иерусалиму во всех трех культурах. Уподобление это носило, естественно, разный характер в каждом конкретном случае; общей являлась проекция идеального, святого, прекрасного и единого города. Ностальгическая тоска об утрате любимого города выражалась в соответствии с каноном Псалмов, как правило, Псалма 137 («На реках вавилонских…»).

Окружающая Вильно природа — предмет восхищения, источник романтики и возвышающих душу чувств. Есть у Вильно интересная топологическая особость, которая, как кажется, не позволяет вписать его в семиотические схемы. Он нарушает, разрушает основное противоречие города и природы как враждующих стихий, их амбивалентности; и воспринимается, и живет как социальный организм — в гармонии с природой, словно расположен в центре райского сада. Эта гармония была замечена довольно рано. Поэты и художники видели ее в уподоблении линий городской застройки и топографических линий местности, и это тут же стало обязательным элементом в описаниях города: облака уподоблялись линиям барокко и рококо архитектуры и скульптуры; башни костелов — деревьям, лесам; узкие кривые улочки, сжатые домами, — ручейкам и речкам; волнистые неровные линии крыш при взгляде сверху — волнам реки или моря. «Город с давних пор очень сросся со своей почвой: в ясный день хорошо видно, что линии фронтонов отражают линии окрестных лесистых пригорков; или, может быть, это она отражает их» (Т. Венцлова).

Реальное городское пространство Вильно во всей его исторической протяженности пересоздается в литературное пространство, которое, в свою очередь, становится важным объектом восприятия. Таким образом совершается процесс, который В. Н. Топоров называет «пресуществлением материальной реальности в духовные ценности», в свою очередь требующем от «потребителя» умения восстанавливать связи с внетекстовым, «внеположным тексту».

Здесь постоянно ощущалась «густота и сложность духовного слоя» (Топоров), который связывает город с человеком.

При упоминании о Вильно люди, побывавшие в этом городе, часто не могут сдержать слов восхищения, — они почувствовали его особость, даже пробыв там совсем недолго. Позволю себе привести здесь одно такое «остановленное мгновение», запечатленное писательницей Руфью Зерновой: «Я тебе хотела писать, какая прелесть Вильнюс. Новый город похож на Одессу: милые здания не выше трех этажей, и прямые улицы, и — мощеные; очень хорошо вымощены, не чета асфальту. Есть улицы широкие и тихие, с редкими прохожими — как в Одессе или в Париже… а бывает так: свернешь с остановки троллейбуса вбок — и вдруг ты попал на пятьсот лет назад: улочка вьется вдоль толщенной городской стены, высочайшая колокольня впереди, мостовой нет, и запах — как в цирке…» (из письма 1958 г.).

Этот город своей сгущенной духовной аурой, привнесенной в него людьми и искусством, порождает, в свою очередь, и новые смыслы, и духовные миры, он генерирует духовную деятельность — как это видно из событий жизни и произведений живших в нем в разное время творцов культуры.

И в заключение — диалог сквозь время: он так естествен для Вильно!

Первый голос:

Как тихо! Постоим. Далеко в стороне

Я слышу журавлей в незримой вышине,

Внемлю, как мотылек в траве цветы колышет,

Как где-то скользкий уж, шурша, в бурьян ползет.

Так ухо звука ждет, что можно бы расслышать

И зов с Литвы… но в путь! Никто не позовет.

Второй голос:

Но я слышу, как останавливается в иссохшей степи телега, как скрипят колеса, отфыркиваются кони.

Вижу, как ты поворачиваешься и смотришь назад в последний раз.

Колючий ветер в глаза. Пылит скудная трава. Тишина стискивает горло.

Ты говоришь: «Едем, никто не зовет!»

Ты ошибаешься.

Это я позвал.

ИЛЛЮСТРАЦИИ (фотографии)

Сердечно благодарю госпожу Гражину Дремайте (Вильнюс) за разрешение использовать иллюстрации из книги Владаса Дремы «Исчезнувший Вильнюс» (Driema Vladas. Dingęs Vilnius. Lost Vilnius. Исчезнувший Вильнюс. Vilnius. 1991).

ХМЛ — Художественный музей Литвы (Вильнюс), архив.

Воробейчик — Rehov ha-Yehudim be-Vilna. Ein Ghetto im Osten (Wilna). 65 Bilder von M. Vorobeichik. Eingeleitet von S. Chneour. Zürich-Leipzig, 1931 (Еврейская улица в Вильне. 65 снимков М. Воробейчика. Предисловие З. Шнеура; на иврите и нем. яз.).

Дрема — Drėma Vladas. Dingęs Vilnius. Lost Vilnius. Исчезнувший Вильнюс. Vilnius, 1991.

Еврейский музей — Der Yidisher muzei. Žydų muziejus. Еврейский музей. The Jewish Museum. Vilnius, 1994.

Шнеур — Shneur Z., Schtruck G. Vilna. Berlin, 1923 (на иврите).

Яструн — Яструн Мечислав. Мицкевич. М., 1963.

Вильно. Общий вид. Фото автора

Неизвестный художник XVII в. Панорама Вильно. Дрема

Ж.-Ж. Аусвайт по М. Э. Андриолли. Вид Вильно с северо-запада. 1860. ХМЛ, инв. G-11

И. Трутнев. Виленские замки с севера. 1865. Дрема

Vilna Litvaniae 1581. План Вильно 1581 г. Дрема

Т. Бичковский. Виленская Кафедральная площадь. 1837

Неизвестный художник. Перспектива Замковой улицы. 1840. Дрема

Улица Пилес (Замковая) в Вильно. Слева старые готические дома XVI в. Фото автора

Старые дома XVI–XVII вв. на ул. Пилес (Замковой). Фото автора

Неизвестный художник. Дворец генерал-губернатора и здание университета. 1837. Дрема

Главное здание университета. Фото автора

Старейшее из зданий университета. XVI в. Фото автора

Большой двор университета. 1850. (Литография из «Виленского альбома» Я. К. Вильчинского). Фрагмент. Дрема

Большой двор (П. Скарги) университета. Фото автора

Памятная доска в честь Стефана Батория, основателя Виленской Академии (университета). Фото автора

Здание старой Обсерватории университета. Фото автора

М. Добужинский. Университетский двор Сарбевиуса. 1907. Дрема

Дворик Мицкевича в университете. Фото автора

Арочный дворик в университете. Фото автора

Вид на Старый город Вильнюса. На переднем плане квартал университета. Вильнюс (буклет). В., 1987

В. Ванькович. Адам Мицкевич. 1823. Яструн

Томаш Зан. Яструн

Юзеф Малевский. Яструн

Игнаций Домейко. Яструн

Я. Зенкевич. Портрет Симонаса Даукантаса. 1850.

История Вильнюсского университета (1579–1979). Отв. ред. С. Лазутка. Вильнюс, 1979

М. Добужинский. Переулок Пилес (Бернардинский). 1906–1919. Дрема