Гудбай, Восточная Европа! - Якуб Микановски
В Восточной Европе XIX века национальными героями редко выступали государственные деятели. Чаще всего ими становились живые (или, предпочтительно, недавно умершие) писатели, которых публика возвела в ранг бардов, защитников языка. Барды создавали гениальные произведения и поднимали речь своих народов на доселе неведомые высоты. Они глубоко страдали – за свое искусство, а также за преданность родине.
Барды были больше, чем поэтами. Они были мучениками и святыми, на чьих плечах покоились все устремления племени. Они также несли в себе квинтэссенцию романтического мышления. В начале XIX века Перси Билли Шелли писал, что поэт «являет собой законодателя человечества». Большая часть Восточной Европы восприняла этот образ буквально. Предполагалось, что барды станут активистами, символами, выражающими мнение нации не только в своих произведениях, но и в своих поступках. Их жизненный путь часто имел значение, по крайней мере, такое же, а то и большее, чем их слова.
То же верно и для их стиля, для которого лорд Байрон, как поэт и человек действия, послужил главным источником вдохновения. Из всех национальных поэтов никто не подражал ему так близко, как польский Адам Мицкевич. Обычно одетый в модные полосатые брюки, рубашку с широким воротником и яркий шарф, поэт имел привычку сидеть на вершинах горных утесов, задумчиво вглядываясь в горизонт. Он также предпочитал, чтобы его изображали смотрящим вдаль на фотографиях, как будто он вот-вот получит от вселенной какое-то новое пророчество.
Черногорец Петр II Петрович Негош достиг того же байронического эффекта, что и Мицкевич, но у него вышло гораздо естественнее. Будучи князем-епископом, он был одновременно светским правителем своей страны и ее высшим религиозным сановником. Высокий, худощавый и царственный, с великолепными черными усами и бородой – и вдобавок умирающий от туберкулеза, – Негош выглядел настоящим романтическим героем. Всякий раз, выезжая за границу, он менял свою епископскую мантию на рубашку и брюки черногорского вои на. Негош также был автором длинных стихотворных эпопей, в которых описывалась кровавая история войн Черногории с османами, а также устройство Вселенной. К сожалению, он был одним из очень немногих грамотных людей в своей стране. Практически вся черногорская литература вплоть до этого момента была написана предыдущими князьями-епископами, которые описывали события своих царствований. Тем не менее именно произведения Негоша вошли в фольклорную традицию и стали настолько популярными, что даже в наши дни в Черногории нередко можно встретить людей, которые, будучи в остальном неграмотными, умеют декламировать длинные отрывки из «Горного венка» Негоша наизусть.
Не все барды были сшиты из такой героической ткани. Карел Маша и Франс Пресерен, поэты, ответственные за национальный эпос Чехии и Словении, соответственно, были сделаны из гораздо более буржуазного материала. Пара юристов из маленького городка, оба всецело преданные распитию пива и внебрачным сексуальным связям, помимо занятий творчеством, боролись с неудачной карьерой. Эти два мужа отличались некоторой полнотой и довольно невзрачным видом; их редко стриженные волосы были единственным признаком зарождающейся богемы.
Напротив, Михай Эминеску из Румынии выглядел настоящим нонконформистом. Бедно одетый, коренастый, волосатый, пьющий кофе и курящий без остановки, он больше напоминал потрепанного репортера новостей, чем романтического кумира, которым он однажды стал. Он компенсировал свою внешность разнообразными страданиями. Игнорируемый на протяжении всей своей жизни и страдающий маниакально-депрессивным расстройством, поэт умер, никем не оплаканный, после многих лет ужасных страданий в сумасшедшем доме. Со временем пренебрежение, которым его одарили соотечественники-румыны, стало неотъемлемой частью его легенды.
Перекормленные, помешанные на сексе, взъерошенные, вечно прихорашивающиеся и совершенно безрассудные национальные барды были несовершенными вместилищами великих идей. Их судьба, равно как и удача, заключалась в страдании во имя нации. Страдание имело огромное значение. Как однажды написал словенский критик о своем национальном поэте Франсе Прешерене, для того чтобы стать героем словенской культуры, требовалась определенная «степень несчастья». Как и от мучеников древности, от них ожидали, что они прольют кровь и докажут справедливость своего дела.
Невезение было практически необходимым условием для обретения национальной святости. Трагическая смерть была обязательной, в идеале это должна была быть смерть, произошедшая в ходе восстановления утраченной государственности нации. Венгр Шандор Петефи, например, погиб в бою с русскими во время неудавшейся венгерской революции 1848 года. Правда, он участвовал в сражении только в качестве наблюдателя и погиб, спасаясь от врага. Но эти детали вряд ли имели значение: именно с этого момента надежно закрепилась легенда о Петефи как о трагическом пророке Венгрии. По словам одного критика, он был «единственным поэтом, который лично возглавил народную революцию». И эта репутация была, по крайней мере частично, заслуженна. Декламация Петефи собственных стихов со ступеней Национального музея Будапешта действительно помогла разжечь восстание.
По крайней мере, с точки зрения объема сочинений, болгарина Христо Ботева нельзя назвать большим поэтом: за свою короткую жизнь он написал не более двадцати стихов. Но он был великолепным трагическим бунтарем. Революция против османов, которую он планировал в 1876 году с несколькими десятками своих друзей-эмигрантов, ни к чему не привела; она закончилась его смертью и поимкой или казнью почти всех остальных участников. Позже Ботев был прославлен как квинтэссенция национального мученика (и, что более сомнительно, как ярый коммунист), он был увековечен в названиях горы, города, бесчисленных улиц, астероида и антарктического мыса.
Тарасу Шевченко, национальному поэту Украины, так и не довелось доказать свою храбрость на поле боя. Родившийся в крепостных условиях, он рано проявил талант к искусству, что убедило нескольких художников выкупить его свободу. За оскорбление жены царя Николая в одном из своих сатирических стихотворений Шевченко был заключен в тюрьму в Санкт-Петербурге, а затем отправлен в ссылку. В своих стихах он выступал против Петра и Екатерины Великих как близнецов-разрушителей украинской свободы. В соответствии с интернационалистским уклоном национализма середины XIX века он также восхвалял восстание чешского еретика Яна Гуса и превозносил доблесть исламских повстанцев, сражавшихся с Российской империей.
Причислялись к лику святых даже те поэты, смерть которых не имела никакого отношения к национально-освободительной деятельности. Карел Маха из Чехии умер от простуды, которую подхватил, помогая соседям тушить пожар в доме. Романтическая легенда трактует произошедшее как случай поэтического истощения: вложив все свои силы в работу, он был смертельно измотан, находясь на пике своих творческих способностей. Эта история сохранялась еще долго после того, как не опубликованные дневники Махи показали, что он был заядлым бабником и мастурбатором –
