Игорь Молотов - Черная дюжина. Общество смелых
Вячеслав Сдобников, засветившийся в этой неприглядной истории, становился опасным свидетелем и был переправлен на Соколовскую, несмотря на его ругань и протесты.
«В эту же ночь, ближе к утру, я шел по парадной лестнице со стороны набережной к одному из постов. Шел не просто так — я тащил бойцам большую тарелку с жареной рыбой, которую казаки, сочтя пищей грубой и вредной здоровью, ночью изъяли из депутатского рациона и поделились с нами. Я уже почти спустился до середины лестницы, когда увидел вышедшего из черной «Волги» человека, поднимающегося ко мне. Увидел — и чуть не покатился по ступенькам вместе с рыбой: это был мой знакомый вор-за конник Б. Е., человек весьма авторитетный в славянском крыле криминального мира. Мы поздоровались, и я спросил, как он проехал сюда. Б. Е. усмехнулся:
— Да просто: мент-генерал сидит за водилу. Хотел посмотреть, что тут у вас, а на лестнице тебя увидел. Слушай, Сергей, времени сейчас нет на разговоры, но через несколько дней вас тут раздавят. Ерин стянул ментов с половины России, Грачев войска обработал. В Кремле сидят «Альфа» и «Вымпел», их Барсуков «Кремлевской» угощает. Они водочку кушают, а на штурм не соглашаются. Но и без них у Коржакова сил хватит. Отдавай ребятам рыбу и автомат и поехали. Помогу укрыться.
Я поблагодарил его и отказался. Б. Е. усмехнулся:
— Ну, смотри сам. У нас два раза не предлагают — не принято. Жив будешь — приезжай, помогу…
3 октября Б. Е. приезжал в Останкино, попал под автоматные очереди, но остался невредим. После событий помогал не только мне — на его даче отлеживались раненые казаки»…
Сведения о готовящемся штурме подтверждались из других источников. Дыры в блокаде находили не только командиры РНЕ: московские диггеры проводили связников ВС через подземные коммуникации, использовались спутниковые телефоны западных корреспондентов, работал кустарно собранный радиопередатчик. Руководство ВС требовало от своих сторонников в Москве и других городах активных акций протеста — демонстраций, шествий, забастовок. По-прежнему никто не верил в способность Ельцина и Коржакова собрать и применить силу. Подогревали уверенность ВС и слухи о «беспорядках» в Москве. Уже были столкновения у станции метро «Краснопресненская», где милиционеры метрополитена, защищая избиваемых демонстрантов, схлестнулись врукопашную с провинциальным ОМОНом, едва не закончилась прорывом в БД манифестация и драка с ОМОНом на Смоленской площади… РНЕ же вело жизнь осажденного гарнизона, надеялось на обещанный прорыв блокады и хоть какие-то действия ВС.
В это время в нескольких московских помещениях РНЕ были обыски, на квартиры бойцов приходили милиционеры, требовали от родственников сведений об организации и людях, бывших в Белом доме, порой угрожали. Услышав это, Баркашов вспылил и набросал текст заявления, где пригрозил ментам ответными рейдами по их квартирам, после чего отправил зачитать этот ультиматум Андрея Плешкова, члена центрального совета. Плешков ушел к милицейским постам с текстом в руках. Приняли его крайне вежливо два милицейских полковника, выслушали, попросили разрешения записать речь на камеру. Вечером по радио и ТВ уже трубили об угрозах РНЕ семьям милиционеров, обеспечивающих порядок в районе Белого дома.
«Второе ЧП, каюсь, отмочил я. Видимо, загрузив ребят работой, совсем забыл про свою голову, и охальная мысль мигом ее посетила. С одним из гонцов с Соколовской В. Кузьменко передал мне купленную у ментов штатную радиостанцию, и я, устав просто слушать переговоры милиции, решил найти подарку более достойное применение. Проинструктировав свободных от нарядов ребят, я переключил рацию на передачу и, зажав пальцами нос, забубнил по милицейской волне:
— Внимание, все группы! «Омега», всем… «Омега», «Че» пмос 20, мертвый эфир! Повторяю… — и так раз десять…
В это время из дверей приемной группами и поодиночке стали выбегать наши бойцы, они поспешно строились на площади, затем быстро бежали к разным подъездам и к баррикадам, где засуетились ополченцы, спрашивая, что стряслось.
Я переключился на прием, обычно неторопливые переговоры сменились матерной истерикой:
— Что там, б…, происходит? Какая, на х…, «Омега»?!
— Не знаю, но у нее тут эти е… «солнцевороты» забегали!
Заурчали, выплевывая клубы сизого дыма, бронетранспортеры внутренних войск, подтягиваясь к баррикадам, за ними спешно строились цепочки солдат с дюралевыми щитами, из гостиницы «Мир» и из мэрии бежали куда-то бросившие обед милиционеры, застегивая на ходу дерматиновые косухи. По «Казачьей заставе» — завалу у стены стадиона — шарахнули газовой гранатой, и казаки, отплевываясь и растирая глаза, рванули за подмогой… Из БД прибежало начальство за разъяснением, я припрятал рацию и, делая честные глаза раскаявшегося Мишки Квакина, объяснял, что мы отрабатывали сбор по тревоге, а менты чего-то перепугались, нервные они какие-то и противные…
Я не хожу на ритуальные кампании КПРФ у Белого дома в годовщину событий — хватило пары посещений по круглым датам. Тошноту вызывал и Г. Зюганов в брежневском плаще, пламенно впаривающий наследникам комиссаров в пыльных шлемах что-то про героев, павших за советскую власть, и грустный Макашов, способный вдохновить разве что Тома Сойера, и какие-то неизвестные мне личности в камуфляжах, увешанные крестами и медалями, как фальшивое шампанское. Личности собирали вокруг себя восторженных юнцов из разных РНЕ и тыкали пальцем за забор:
— А я вон из-за того дерева во-о-от такого мента во-о-от такой гранатой!
— А из-за этого угла Баркашов из пулемета строчил, а я ленту подавал!
«И за водкой в ларек бегал!» — продолжал я про себя его речь и уходил к дальней скамейке у забора БД, где встречались бывшие бойцы сводного отряда, давно покинувшие распавшееся на несколько сект РНЕ. Мы поднимали стопки за погибших, расспрашивали друг друга о делах, вспоминали былую мощь созданного нами РНЕ и быстро уходили, чувствуя себя непрошеными гостями на чужой свадьбе».
Воспоминания неслучившейся войны
«В самые последние дни, — вспоминает командир отряда РНЕ Сергей Рогожин, — через баррикаду к нам перебрался человек, требовавший встречи со мной. Его отвели в приемную, мы обнялись — это был Дмитрий Мережкин, один из руководителей Русской общины Азербайджана, с которой я через него работал. Виктор был крайне возбужден, рассказывал, что милиция еле пропустила его через кордон — вывезти домой дуру дочь, засевшую там. Он утром прилетел в Москву с личным поручением зам. министра МВД Ровшана Джавадова и должен встретиться с Руцким или Хасбулатовым. Р. Джавадов, человек незаурядного ума и отчаянной смелости, с которым мне потом посчастливилось познакомиться, предлагал Верховному Совету военную помощь в обмен на согласие будущего правительства России прекратить поддержку Армении. План Ровшана был прост и где-то повторял высадку нашего десанта в Праге советских времен: один из резервных аэродромов в Подмосковье захватывала группа спецназа полковника Алекпера Исмаилова, прилетающая на гражданском самолете. Группа обеспечивала оборону аэродрома и посадку транспортов с бойцами ОПОНа, отборных частей МВД Азербайджана, которых Джавадов был готов снять с карабахского фронта.
— Я опоновцев видел в Карабахе, там каждый по несколько лет воюет, и любой приказ Джавадова для них закон, — Виктор спешил, говорил горячо и сбивчиво, — это не ваши менты, a солдаты-спецназовцы. Вам ведь только нужно на аэродроме помочь и дорогу указать на Кремль, почту-телеграф-телефон!
Я рассказал Виктору про морпехов-североморцев, про то, что ВС и своих-то военных боится, не то что спецназ Джавадова, но в Белый дом его отвел. После переговоров с Руцким и Хасбулатовым Мережкин вышел совершенно расстроенный:
— Сергей, это просто пидорасы какие-то! Сидят, как заклинатели пиявок, и ждут, когда их кто-то на трон посадит! Да им сельсовет доверить нельзя, а они переворот затеяли!
…В середине ноября 93-го года я вспоминал этот разговор в оплетенной виноградником беседке бакинского ресторана. Мелкий дождь выбивал рябь в маленьком бассейне с журчащим фонтанчиком. Полковник Исмаилов, уже просто Алик, плотный крепыш с смоляными усами и рекламной улыбкой, мечтательно закатывал глаза:
— Как я мечтал тогда в Москву попасть — из Ельцина и всех «межрегионалов» шашлык-машлык резать! Б…и цэрэушные, из-за них все это!
Алик и офицеры спецназа добро улыбались, и от их улыбок холодела душа. После грязных дорог карабахского фронта с его неописуемыми зверствами, сырыми блиндажами со стойким запахом бараньего жира и разбегающимися из окопов ополченцами-колхозниками эти короткие дни отдыха с неизменным восточным застольем обычно приводили к ностальгическим воспоминаниям. Я уже не морщился, запивая водку горячим бараньим жиром, ел иранский плов и шашлык из свежей осетрины и слушал рассказы о цветущем прежнем Баку с его особым населением — бакинцами и о том, как рухнул этот, теперь кажущийся сказкой, мир, истории о продажных демократах из Москвы и жулике Невзорове, взявшем огромные деньги за фильм о Карабахе и сделавший десятиминутную пародию, об огромной ошибке Москвы, толкнувшей еще во многом советский Азербайджан в объятия Америки…
