Игорь Молотов - Черная дюжина. Общество смелых
О готовящемся разгоне парламента Баркашову за день до событий сообщил Веденкин, и уже утром в день объявления ельцинского указа РНЕ собрало у Белого дома отряд в 300 человек. Бойцы РНЕ бодро промаршировали к 20-му подъезду БД, перестроились, распугав кучку пенсионеров с красным флагом, и… оказались никому не нужны. Нас никто не ждал. Баркашова внутрь не пускала охрана, по телефонам, оставленным Веденкиным для связи, никто не отвечал. Несколько раз из Белого дома к чернорубашечникам выбегали испуганно-вежливые клерки и, выяснив, кто мы и зачем здесь, убегали обратно, обещая решить вопрос. В середине дня Баркашову удалось связаться с А. Рашицким, работавшим тогда в пресс-центре ВС, и тот разведал обстановку. Оказалось, что Веденкин улетел в Красноярск поднимать там школу милиции. К Ачалову не пробиться: он совещается с Руцким и Хасбулатовым, а заговорщики из числа заместителей просто шокированы организованным визитом «фашистов» и не знают, как от них избавиться…
Раздосадованный Баркашов распустил бойцов по домам, а сам вместе с взводными уехал в штаб, где они и переночевали на стульях. Ситуация разрешилась лишь с прибытием Веденкина: по указанию Ачалова баркашовцев разместили в приемной ВС, 20 человек (с хорошей выучкой) были направлены в БД для охраны этажа Министерства обороны.
По словам очевидцев, неразбериха царила жуткая! Занятое обменом указами и переговорами с Ельциным, грызней из-за будущих чинов и портфелей, руководство мятежного ВС меньше всего думало о возможности силового столкновения с Кремлем — возводило игрушечные баррикады, вылезало на балкон с речами и воззваниями, выходило в народ, пожимая руки анпиловским старушкам…
Эти дети демократии вновь играли в август 91-го года. Был бы танк — влезли бы и на него, но танка не было, как не было обещанной поддержки армии. Армию охватила эпидемия политических инфарктов: слег в госпиталь командующий ВДВ, резво заболевали командиры частей, ранее обещавшие под коньячок любую помощь… Из всех частей и соединений некогда «несокрушимой и легендарной» на защиту ВС пришло лишь отделение инженерных войск из семи человек, которых привел командир-сержант, никому ничего не обещавший и не просящий ничего, кроме дембеля.
Комдивы и командармы требовали от Ачалова письменного приказа за подписью Руцкого, но Руцкой, надеясь взять Ельцина на испуг митингом на площади, таких приказов не отдавал. Все это узнавали в штабе Ачалова, приходя с докладами к Баркашову. Там же была продемонстрирована телеграмма от офицерского собрания Северного флота. Северяне приняли решение поддержать ВС и отправить для его защиты бригаду морской пехоты и просили лишь указать аэродром под Москвой, готовый принять их транспортники с техникой и бойцами на борту. Принять мог аэродром «Чкаловский». Но Руцкой горячо поблагодарил Северный флот ответной телеграммой и от их помощи отказался. Тут сложно сказать, может быть, хорошо зная трусоватого Ельцина, Руцкой был и прав, пытаясь найти мировое соглашение с гарантией неприкосновенности; но вот с окружением Ельцина он явно просчитался: этих присосавшихся к корытцу поросят оттащить можно было, только пристрелив, тем более что им-то гарантий никто никаких не давал. Более того, назначив своих министров безопасности, внутренних дел и обороны, Руцкой и Хасбулатов оттолкнули от себя верхушку этих ведомств, понимающую последствия грядущих перемен.
«О настроении в войсках я мог судить по собственному опыту — через три дня после начала событий мне (прямо в приемную) офицер из моей части привез ксерокопию приказа Грачева — уволить меня из Вооруженных Сил за дискредитацию воинского звания. Я раздулся от важности — сам Грачев! Меня! Лично! — взял приказ и пошел к Ачалову, откуда принес другой приказ, тоже от министра — присвоить мне очередное звание «майор» и направить в распоряжение ВС. Оба эти приказа командир моего войска положил в сейф со словами: «Буду ждать, чей приказ крепче!» Так вот и ждали, кто будет крепче», — смеется Рогожин.
В первые дни возле БД царила атмосфера благодушного пикника образца августа 91-го: расставляли свои палатки разные обкомы и партии, гуляли юные мамы с колясками из соседних дворов, кучками митинговали коммунисты, общепатриоты из числа защитников Белого дома, бойко шла запись добровольцев в красно-коричневый полк А. Макашова, прохаживались патрули из Абхазии и Приднестровья, приехавшие в своей форме и со своим оружием, надували щеки расписные московские казаки. За всем этим балаганом издали наблюдали единичные милиционеры. Декоративные баррикадки постоянно сдвигались в сторону для проезда машин. По ночам Белый дом сиял горящими окнами, на площади горели костры, у которых грелись обитатели палаток, через баррикады в обе стороны ходили все, кому не лень, — был оставлен проход для желающих.
«Любая блокада — понятие относительное, всегда находятся лазейки для связи. Нашли свою и мы — в конце забора у приемной находилась узкая калитка, издали незаметная. Замок с нее мы давно сорвали, спираль Бруно тянулась сверху забора, а обычную «колючку» наши умельцы перемотали так, что калитка открывалась. Выход с площади был свободный — после проверки документов, обыска и короткого допроса у милицейской цепи наш посыльный спешил в штаб и возвращался ночью, пробираясь через парк к нашей калитке. Днем вдоль забора прохаживались зевающие от скуки милиционеры, с одним из которых, пожилым усатым сержантом у меня сложились дружеские отношения. Однажды утром он, заступив на пост у ограды, обратился ко мне с просьбой:
— Командир! Отгони бабок от забора, чтобы они в нас грязью не бросали. А я могу вам сигареты из магазина принести.
Контакт был установлен — я отсылал бабок-патриоток кидать комья грязи в других ментов, отдавал деньги, и сержант приносил несколько блоков дешевых сигарет, заодно рассказывая милицейские новости. С сигаретами, как и с едой, у нас был напряг — из Белого дома иногда передавали хлеб и вареную колбасу, чай и сахар мы запасли еще до блокады, и наш суточный рацион состоял из нескольких бутербродов и чая. Иногда мне удавалось раздобыть в штабе Ачалова талоны на обед, и я проводил по своему пропуску ребят в столовую ВС. Слуги народа и в этом строго оберегали свою избранность, отмена которой была немыслима, как предложение от «Плейбоя» В. Новодворской… Как-то утром я поднимался по лестнице к Баркашову и у окон, выходящих на площадь, увидел двух депутатов с чашечками кофе и с сигаретами. О, забытые запахи мирной жизни — свежесваренный кофе, хороший одеколон, дымок приличных сигарет! В воздухе поплыли миражи — шофруа из бекасов с трюфелями, маседуан в дыне… Джентльмены с депутатскими значками смотрели вниз, где на площади возле раскисших от дождя палаток и дымящих костров копошились промокшие люди, пытаясь вскипятить воду в прокопченных ведрах.
Я поздоровался со знакомыми казаками, смолившими в углу «Приму», и уже шел дальше, как вдруг услышал разговор депутатов:
— Наверное, холодно им там?
— Но, позвольте, они же должны понимать, кого они там защищают!
Взвыв что-то про их матерей, женщин явно падших, я кинулся на них, срывая с плеча автомат. Четыре испуганных ануса, служащих глазами, непонимающе уставились, слуги народные попятились, казаки вскочили, скрутили меня и запихали в коридор. Баркашов, выслушав меня, трясущегося от злобы, только сплюнул:
— Все они — суки продажные! Пачками к Ельцину бегут!
Мы видели воровато уходящих через оцепление депутатов, никто их не задерживал, они уходили, спокойно объясняя что-то милиции. И только желтый БТР с новой силой призывал гулящую теребень, татей и бражников, бляжьих жонок и прочий ослушный народец вернуться под власть пьяненького царька…»
Вечером 28 сентября внутренние распри среди руководства ВС, кажется, дошли до крайнего предела. Службой охраны Руцкого была предпринята попытка ареста неудобного Ачалова, требовавшего решительных действий. Прибывший посыльный вызвал Ачалова на совещание к Руцкому, но повел генерала другой дорогой, объясняя что-то нелепое про снайперов. Увидев в конце коридора вооруженных людей, командир группы сопровождения Вячеслав Сдобников заподозрил неладное, приказал ребятам прикрыть и увести Ачалова и, передернув затвор, пригрозил, что будет стрелять, если кто-то дернется.
Ачалов вызвал Баркашова в кабинет, тот вскоре приказал поднять отдыхающую смену и снять бойцов РНЕ с постов. По дороге Баркашов на ходу объяснял, чтобы соратники валили всех, кто попытается остановить. В. Ачалов расположился в спально-командном кресле, не отказался от чая в битой железной кружке, затем приказал выстроить во дворе наш отряд, поставив в крайние шеренги людей с оружием, вызвать и построить казаков и ополченцев. РНЕ построились на полутемной площади и стояли под моросящим дождем. Вскоре из Белого дома пришел Макашов с какими-то людьми. Посовещавшись с ними в сторонке, Ачалов засмеялся, потом подошел к строю и объявил, что ночью возможен штурм здания и он провел смотр сил, приказал усилить посты по периметру и в сопровождении нашей охраны вернулся в БД. После этого случая охрану из наших ребят потребовали у Баркашова остальные министры-силовики.
