Держава и окраина. Н.И.Бобриков — генерал-губернатор Финляндии 1898-1904 гг. - Туомо Илмари Полвинен
Ссылаясь на это, Бобриков попытался забрать себе принадлежащие работникам университета права контроля над студентами, и ректор университета Эдвард Ельт обратился к фон Плеве — канцлеру университета. Фон Плеве счел, что в интересах самого университета лучше впредь воздерживаться от выдачи студентам разрешений на выступления. Так и поступили, и в начале 1903 года лекционная деятельность студентов (не считая частных собраний) практически почти полностью прекратилась. Бобриков добился победы, которая, правда, касалась лишь ограничений общественных отношений высшего учебного заведения Финляндии. Благодаря осторожности и гибкости, проявленных членами университетского общества (включая самого канцлера фон Плеве), исследовательскую деятельность, обучение и управление удалось во всем существенном сохранить в традиционных формах. Лоцманские маневры по проведению Императорского Александровского университета сквозь бури и шхеры трудных годов оказались успешными.
ПОДДАННЫЕ ИМПЕРИИ В ФИНЛЯНДИИ
Гражданство и предпринимательская деятельность
Постановление, изданное в 1902 году, открыло доступ гражданам России к чиновничьим должностям в Финляндии. Но Бобриков счел, что этого недостаточно. Стремясь изо всех сил заменить местных чиновников русскими, он в то же время отрицательно относился к переходу русских жителей края в финляндское гражданство. Получение гражданства Великого Княжества было сделано, по мнению генерал-губернатора, ненужно трудным и сложным, ибо в каждом отдельном случае требовалось в качестве последнего слова решение императора.
Вопрос, однако же, был в первую очередь не в новых чиновниках и не в медленности бюрократического процесса, связанного с изменением гражданства. Озабоченность Бобрикова была вызвана другим. Он писал фон Плеве: «Давно хотел предупредить Вас о причинах, по которым я стал ставить запятые в ходатайствах русских уроженцев о перечислении в финляндское гражданство. Опыт указал мне, что эти изменники наши, достигнув звания финляндского гражданина, становятся в большинстве случаев нашими врагами». Эта проблема, которую сам генерал-губернатор характеризовал как принципиальную, была по своему практическому масштабу действительно не слишком велика. В период с 1891 по 1900 год всего 168 граждан России получили финляндское гражданство, что составляет в среднем 17 случаев в год.
1 (14) июня 1900 года по предложению Бобрикова император решил, что прошения о переходе в финляндское гражданство, подаваемые представителями «низших сословий» России, вообще не будут приниматься к рассмотрению до основательного выяснения всей проблемы в целом. Поскольку речь шла об общегосударственном деле, оно было поручено составленной из чиновников различных министерств рабочей группе под руководством действительного статского советника Бахтеярова. Потратив почти два года на рассмотрение вопроса, бюрократы Бахтеярова приняли решение, оставлявшее ситуацию во всем существенном без изменений: предоставление финляндского гражданства по-прежнему требовало в каждом отдельном случае согласия императора.
Это поставило генерал-губернатора в затруднительное положение. С одной стороны, никакие особые права не должны были давать финляндцам возможности «обособляться», но с другой стороны, перевод русских в гражданство Великого Княжества представлялся все столь же нежелательным. Бобриков подчеркнул императору, что проблему нельзя ограничить только прошениями лиц, принадлежащих к «низшим сословиям» России. В поисках выхода из создавшегося тупика, он предложил, что во избежание лишнего хождения бумаг между Петербургом и Хельсинки при переходе россиян в гражданство Великого Княжества, решения по их ходатайствам мог бы, вполне естественно, принимать генерал-губернатор!
Учитывая, что целью является скорейшее объединение края с империей, дело следовало рассмотреть и касательно «высших сословий» России, забывая и о миграции финляндцев в разные районы империи. Переселение верных царю и отечеству русских дворян в Финляндию, конечно, способствовало бы ускорению распространения истинно русских убеждений среди местного населения. Для России было бы особенно полезно участие русских дворян в работе сейма Финляндии, что открыло бы широкие горизонты для распространения русских взглядов взамен пагубной местной обособленности. Чтобы назначаемые императором русские дворяне имели вес в деятельности сейма, представительное собрание следовало превратить в двухпалатное, зарезервировав верхнюю палату полностью за дворянами. Финляндцы ведь и сами начали поговаривать о том, что система представительства четырех сословий устарела и требует обновления. Поскольку отмена особого гражданства Великого Княжества представлялась пока преждевременной, следовало обеспечить русским как можно более легкие условия переселения с предоставлением полных общественных прав, независимо от гражданства Финляндии. «Пора начать всесторонне обдумывать средства решения проблемы», — считал Бобриков весной 1904 года. К несчастью для Бобрикова, на осуществление этих планов ему уже не хватило времени.
Подавляющая часть российских граждан, постоянно или временно зарабатывавших себе на пропитание в Великом Княжестве, оставалась все же без финляндского гражданства, которого многие из них даже не добивались. Среди них самую большую по численности группу составляли сотни передвигавшихся по сельской местности восточнокарельских бродячих торговцев-коробейников. Если подходить формально, они занимались торговлей незаконно, но чиновники глядели на это сквозь пальцы. Ситуация изменилась весной 1899 года из-за быстро распространившихся слухов о переделе земли. Вступление в силу «закона России» принесло бы раздел земель больших усадеб между безземельными. Полагали, что распускать эти слухи начали коробейники, действовавшие «как агенты русской власти», с помощью которых русские стремились расколоть внутреннее единство финляндцев.
Однако историкам не удалось найти в русских источниках подтверждения тому, что распускание коробейниками слухов было организованной «агентской» деятельностью. Зато в самом финляндском обществе было много «горючего материала»; почти треть населения составляли безземельные крестьяне, мечты которых подпитывались слухами о переделе земли. Можно, пожалуй, согласиться с мнением профессора Вильо Расила, считающего, что коробейники — не действуя прямо по чьему-либо поручению — использовали подходящие случаи, говоря то, что людям нравилось, о чем они с удовольствием и хотели услышать — о предстоящем переделе земель. «То были слова надежды, которую торпари лелеяли всю жизнь, а для самих коробейников они оборачивались угощением — чашкой кофе или бесплатной едой».
Неуверенность и неопределенность, царившие несколько недель после опубликования февральского манифеста, и таинственная деятельность по сбору подписей под Большой петицией создавали сами по себе подходящую почву для слухов и сплетен в разнообразнейших вариациях. Попытки губернаторов, побуждаемых сенатом, выяснить откуда исходят все эти слухи, остались безрезультатными. Однако в общественном мнении широко истолковывали предсказания о переделе земель как инспирированные Россией и Бобриковым. Поскольку организаторов распускания слухов (так сказать, первоисточник) установить не удалось, принялись преследовать их распространителей.
Чиновники в разных местах начали притеснять коробейников, задерживая и высылая
