Гудбай, Восточная Европа! - Якуб Микановски
Со временем Вислоцки стал одним из величайших специалистов своего поколения по цыганской этнографии и мифологии. Его представили Джине Раньичич в последний год ее жизни, о ее существовании доложили сербскому послу в Сомборе, и тот захотел приобрести томик ее стихов. Они нашли ее фургон недалеко от Осиека. Сначала гости с трудом могли поверить, что крошечная сморщенная фигурка перед ними, закутанная в лохмотья, когда-то была великой красавицей, не говоря уже о том, чтобы называться поэтом, но их мнение поменялось, как только женщина начала говорить. Как писал впоследствии Вислоцки, «худощавая, погруженная в себя фигура гордо выпрямилась; своими темными, огромными глазами, все еще сияющими диким огнем, она стремилась проникнуть в самые сокровенные глубины моего сердца». Раньичич рассказала незнакомцам о событиях своей необыкновенной жизни.
Первые воспоминания Джины касались неудавшейся венгерской революции против Габсбургов в 1848 году. В то время она жила в Хорватии с группой цыган-кочевников, которые называли себя невеля. Когда хорватские войска попытались заставить их сражаться против венгров Луиса Кошута, табор бежал на юг, в Сербию. В возрасте двенадцати лет Джина присоединилась к семье богатого армянского купца в Белграде. Пойманные на краже у турецких войск, невеля были вынуждены бежать обратно через реку Сава в Венгрию. Джина осталась с армянским торговцем. Вскоре он удочерил ее и отвез в свой дом в Константинополе, где она пошла в школу и научилась читать и писать.
Со временем брат армянского купца Габриэль влюбился в нее, и они стали любовниками. Так начался один из лучших периодов в ее жизни. Джина написала свои первые стихи на армянском, турецком и цыганском языках. По ее словам, она начала сочинять музыку из-за «переполняющего ее счастья со своим стариком». Однако как-то раз в их дом вошел красивый молодой албанец по имени Григор. Он сказал Джине, что султан собирается перебить всех армян в городе и что она должна бежать с ним, если хочет жить. Григор отвез ее в Адрианополь в турецкой Фракии и объяснил ей, что она не может вернуться домой, потому что братьев-армян убили и что она подозревается в их смерти.
Григор начал путешествовать, устроившись на службу вооруженным охранником караванов, направлявшихся к венгерской границе и обратно. Во время одной из таких поездок он угнал караван. Они с Джиной сбежали, чтобы спрятать свою добычу в горах Албании. Джина захотела вернуться в Константинополь, что Григор запретил. Они поссорились, и Григор жестоко избил ее. Чтобы загладить свою вину, он пообещал разыскать ее родственников в Сербии. Пока он был в отъезде, она уехала жить к какому-то венгру в Адрианополь. Там у нее начался страстный роман с сербом, чье имя она держала в секрете, называя его белым человеком. Серб ограбил Джину и оставил ее голодной и в лохмотьях просить милостыню на улицах Адрианополя. На тот момент ей было двадцать три, а ее приключения только начинались. Дальнейшая жизнь Джины была столь же насыщенной событиями, произошедшими в Вене, Неаполе, Париже и Бухаресте. Она приобретала и теряла целые состояния. Ее обвиняли в убийстве и спасали после кораблекрушения. Когда болезнь окончательно лишила ее красоты, она вернулась к своему народу, невеля, и провела в таборе последние двадцать пять лет своей жизни в ужасной нищете.
Вислоцкий писал, что, если бы Джина Раньичич родилась в другое время и при других обстоятельствах, ее бы запомнили как «одну из величайших поэтесс всех времен». Почти все ее стихи – о любви – экстазе ее первого расцвета и ужасе последующих предательств.
Эта женщина прожила удивительно яркую жизнь и никогда не могла усидеть на месте. В одном из своих стихов она написала: «Когда я в горах, я хочу быть в долинах, а когда я сплю в полях, я хочу быть на море». Джину Раньичич сегодня практически забыли, до такой степени, что некоторые даже сомневаются, была она реальным персонажем или плодом воображения Вислоцки. Похожие вещи говорили и о неординарной полячке, офтальмологе-первопроходце Саломее Ольштын, пока историк не нашел ее имя в секретных депешах российского посла в Крымском ханстве. Никаких подобных сомнений нет по поводу Брониславы Вайс, величайшей и, возможно, самой трагичной цыганской поэтессы XX века.
Она родилась в 1908 году, и, хотя ее настоящее имя было Бронислава, за свою красоту девочка получила прозвище Папуша, что на цыганском означает «кукла». Мать Папуши принадлежала к клану галицийских цыган. Ее отец, которого она едва знала, умер в Сибири, куда был сослан за воровство.
Ее отчим играл в азартные игры и пил. Он перевез семью в Гродно (который сейчас находится в Беларуси, но тогда был в Польше), где они пробыли пять лет.
Гродно стал любимым городом Папуши. Там она научилась читать. Она никогда не ходила в школу но еврейка, владелица магазина рядом с главной площадью, согласилась научить ее алфавиту. Однако за это надо было платить, и Папуше приходилось красть жирную курицу каждую пятницу для субботнего ужина владелицы магазина. Она воровала и научилась буквам. Через несколько недель она уже могла прочитать газету. Позже она читала книги, взятые в муниципальной библиотеке, – польскую классику Адама Мицкевича и Генрика Сенкевича. Чтение помогло ей предсказывать судьбу, чем она начала заниматься, когда ей было всего четыре года. Иногда клиенты одалживали ей свои книги. Особенно ей нравились истории о рыцарях и о незаурядных любовных приключениях.
Когда Папуше исполнилось восемнадцать, мужчина постарше заплатил ее матери, чтобы жениться на ней. Дионизи Вайс был руководителем оркестра, состоявшего из скрипки, баса, барабанов, цимбал, аккордеона и трех арф. Несмотря на то что арфы были огромными – выше человеческого роста и почти такими же тяжелыми, – Дионизи и его товарищи по группе сохранили их на протяжении всей Второй мировой войны, даже пока прятались в болотах, даже когда наступила зима и им нечего было есть. Однажды арфы спасли им жизни.
Оркестр ехал по проселочной дороге в своих фургонах, когда вдалеке показался немецкий патруль. Один из фургонов попал в выбоину, и арфа выпала на дорогу. Немцы заколебались, думая, что арфа может быть артиллерийским орудием. Внезапно, по словам Папуши, «по земле подул ветер, коснулся струн арфы, и они заиграли прекраснее, чем когда-либо прежде. Немцы стояли неподвижно и слушали, а мы подкрались, забрали арфу и убежали».
На одну ночь группа получила передышку. Продолжались долгие годы террора. Регион Волынь, на Западной Украине, превратился в
