Гудбай, Восточная Европа! - Якуб Микановски
В Вербовцах, как и во всей Восточной Европе, разделение между культурами и классами, между крестьянами и их землевладельцами усиливалось привычками, обычаями и мифами. Пересечение этих границ могло привести к ужасным результатам. Пастор из прибалтийских немцев XVIII века заметил, что местные немецкие землевладельцы «почувствовали бы себя униженными, если бы им пришлось сесть за один стол» с одним из своих латышских или эстонских крепостных.
Крепостное право в странах Балтии носило исключительно суровый характер. Немецкий закон, Hausrecht, разрешал владельцам поместий избивать своих крепостных любым из двадцати отобранных орудий. В поместье слово владельца было законом. Почти в каждой латышской и эстонской крестьянской семье «хранилась история тяжелой работы, порки и целования рук», которую можно было при случае рассказать. Такие воспоминания стирались с трудом. Прибалтийские немцы, по крайней мере, разделяли веру – лютеранство – со своими арендаторами, но даже там пропасть давала о себе знать. Крестьяне и дворяне посещали отдельные церковные службы, разделенные по языку и сословию.
В большей части Восточной Европы домовладельцы и арендаторы отличались либо языком, либо религией. В Чешских землях у немецкоязычных католиков были арендаторы, говорящие по-славянски, в то время как в Венгрии словаки работали на мадьяроязычных хозяев. В Боснии славяноязычные дворяне-мусульмане нанимали отряды крепостных – православных христиан. Иногда группы отличались как по религии, так и по языку. На территории, которая когда-то была Восточной Польшей, поляки-католики правили православными украинцами и белорусами. Точно так же в Трансильвании землями владели венгры-католики, а обрабатывали их православные румыны.
Разделенные классом, языком и вероисповеданием, землевладельцы и крестьяне редко общались. Часто казалось, что они живут в разных мирах – на земле и на небе. Когда румынские крестьяне в Трансильвании рисовали Суд Небес и Ада на стенах своих прекрасных деревянных церквей, они представляли себя в роли спасенных и изображали всех грешников похожими на своих венгерских помещиков. Точно так же во многих латышских и эстонских народных песнях говорится, что немецкие хозяева горят в аду, их бросают в чаны с кипящей смолой в наказание за то, что они заставляли своих слуг «танцевать на конце трости».
Часто различия между владельцами и рабами оказывались настолько велики, что для их объяснения прибегали к мифологии. Польские дворяне в XVII веке верили, что они произошли от благословенного сына Ноя Иафета, в то время как их крепостные происходили от его проклятого сына Хама, чье имя по-польски до сих пор означает «хам, грубиян». Но у украинцев и белорусов, работавших на поляков, было другое объяснение причин разделения. Согласно старой украинской легенде, Бог вылепил из глины различные типы людей (московитов, французов и так далее), но когда пришло время лепить поляков, у Него закончилась земля, и вместо нее пришлось использовать хлебное тесто. Божий пес немедленно съел первого поляка, поэтому Богу пришлось переделывать поляков из его блевотины. Согласно аналогичной белорусской сказке, Божий пес нагадил на тесто, поэтому работа по созданию польских помещиков началась именно с этой смеси.
Крестьяне работали, в то время как дворяне наживались, – таково было правило жизни по всей Европе времен древнего строя. Этот тип феодализма порождал напряженность везде, где практиковался, но в Восточной Европе она обострялась из-за того, что здесь группы чаще делились по языку, вере, а также по кастам. Но при всей враждебности, которую порождала эта система, она основывалась на определенном симбиозе, каким бы неравноправным он ни был. В середине XVIII века османский путешественник и государственный деятель Ахмед Ресми Эфенди описал, как эта система работала в Польше-Литве. Польская знать держала под своим влиянием две группы: украинцев и евреев. Каждая внесла свой вклад в развитие королевства: украинцы «отвечали за тяжелую работу, сельское хозяйство, в то время как евреи отвечали за покупки и продажи, а также за таможенные пошлины и налоги». Поляки тем временем извлекали выгоду из работы обоих и «предавались радостям жизни».
Это был древний порядок, который намного пережил само содружество, трехстороннее разделение общества на тех, кто владел, тех, кто обрабатывал землю, и тех, кто продавал. Эта третья группа – торговцы – была совершенно необходима, поскольку крестьяне и землевладельцы не могли существовать в вакууме. Им нужен был кто-то, кто доставлял бы товары из внешнего мира в деревню и продавал излишки продукции крестьян за ее пределы. Часто эти посредники принадлежали к группе аутсайдеров, отличавшихся как от крестьян, так и от землевладельцев своей религией и языком. Говорящие на идише ев реи-ашкеназы Польши, Словакии, Венгрии, Молдовы и черты оседлости являются образцовым примером такой группы аутсайдеров. В Болгарии, Македонии, Южной Румынии и Боснии аналогичную роль играли ладиноязычные евреи-сефарды.
Но покупали и торговали не только евреи. В некоторых частях Балкан именно греки и чинчары (или ароманы) доминировали в торговле, в то время как немцы делали то же самое на большей части Хорватии, Словении и Богемии. Какое-то время известными торговцами и коробейниками в Польше были шотландцы, вплоть до того, что в обществе развилась по отношению к ним настоящая фобия – она стала ярко выраженным, хотя и временным, социальным заболеванием.
Эти коммерческие посредники занимали неоднозначное положение в своих обществах. Они не были ни на вершине, ни в самом низу социальной иерархии. Их присутствие было экономической необходимостью, однако их часто боялись, им не доверяли и на них обижались. Они могли служить посредниками и ходатаями; их советы одинаково приветствовались на деревенских собраниях и при дворах знати. И все же их презирали как торговцев, по сути своей, представителей нечестной профессии. Для крестьян торговцы были одной из вечных, но неизбежных жизненных тягот, таких как град или чума. Одни в своих лавках, занимаясь бог знает чем целый день, торговцы часто казались одновременно ленивыми, таинственными и хитрыми. Евреев, немцев и даже некоторых странствующих ремесленников – гончаров и портных – подозревали в занятиях черной магией и общении с дьяволом. Между тем на вершине социальной лестницы аристократический снобизм мешал коммерческим меньшинствам смешиваться. Еврею Фриду
