Дети гарнизона - Седов Сергей Юрьевич
не то...
— Пусть твой босс не волнуется. Если драку с татарами организовать, это поможем. Но
погромов не обещаю, — предлагал Самсоненко.
— Не то, все не то, — расстраивался утомившийся Тарик.
— Может, армянский монастырь подойдет? — тихонько предложил Самсоненко.
— Разве что... — не скрывал разочарования Тарик. — Если по пути, можно посмотреть.
Узкая горная дорога, разбитая временем, тянулась все выше и выше. Остановился Самсон
на своем «опельке». Одис за рулем прошел все испытания бездорожьем и вывез на небольшое
предгорное плато, где располагался монастырь.
Визитеров встретил настоятель, седоволосый армянин, подозрительно рассматривавший
незваных гостей темными пронзительными глазами. Переводчица показала «индульгенцию» за
подписью Министра культуризма.
— Здесь распоряжается не министр, здесь правит Господь, — серьезно сказал настоятель.
Дениз предупредил группу, чтобы разговаривали только на английском, памятуя о страшной
резне армян в Турции в начале века. Прошло почти сто лет, но ненависть та носила поистине
генетический характер. Режиссер сильно рисковал, проводя эту съемку, однако велик был соблазн.
Осуждая и презирая любой национализм, готов был показать в своих репортажах возрождение и
армянской, и мусульманской веры на равных...
Настоятель позволил запечатлеть строение с длинными галереями и узкими сводчатыми
окнами. Внутри огромного, как бы опершегося одной стеной на склон горы здания, больше
похожего на средневековую неприступную крепость, была вымощенная каменными плитами
площадка. В дальнем ее углу виднелся вход в храм, основанный в раннем средневековье
армянскими христианами, которые, защищая веру, поднялись высоко в горы и просуществовали
здесь несколько сот лет.
Внезапно на площадку из темного прохода выскочил обезумевший от страха Самсон:
— Там армяне ваших убивают!
Настоятель, а за ним и Тарик с Леной, выбежали на ступени.
Рядом, на лесной поляне автобус обступила толпа людей с лопатами, мотыгами и цапками,
человек пятьдесят, возбужденно гудели, раскачивая автобус. Бледные телохранители держали
двери изнутри, жались к испуганному, но не прекращающему съемки Шахину, ассистентка в
страхе держалась за Одиса.
При виде настоятеля толпа почтительно замолкла. Тот что-то молвил по-армянски — а
послушники агрессивно подняли над головами лопаты. Угрюмый бородач стремительно
приблизился, размахивая руками на камеру, на автобус. Настоятель повернулся к режиссеру,
заговорил:
— Вы подлые обманщики, ненавистные враги. Как посмели осквернить наше святое место?!
— Позвольте... — высунулся со спасительной индульгенцией из министерства Самсон. — У
нас на руках разрешение, министром самим подписано! Я буду жаловаться!..
Толпа заволновалась, накаляясь до предела, стала напирать на незваных гостей. Вдруг Тарик
заговорил по-армянски, тщательно подбирая слова. Настоятель поднял правую руку, все замолкли.
Дениз говорил, показывая на себя, на всю съемочную группу, потом медленно приблизился,
склонил голову перед настоятелем.
Наступила тишина, только птицы в лесу перекликались, то тут, то там. Настоятель повернул
возбужденную толпу, та скрылась в лесной чаще, растаяла, как призраки, вернувшиеся в могилы.
Тарик тихо спросил по-английски у ошалевшего оператора:
— Ты все снял?
— Снимаю до сих пор. Я думал, нам конец.
Режиссер медленно говорил настоятелю, тот гордо кивнул седой головой и показав рукой в
сторону лесной дороги, поднялся по каменным ступеням наверх.
— У нас осталось три минуты, чтобы убраться отсюда, в следующий раз их ему не
остановить. Но сработали хорошо.
Под эти увещевания режиссера уехали по каменной дороге. Автобус кидало из стороны в
сторону. Чем дальше за спиной оставался монастырь со средневековыми нравами, тем веселее
становилось на душе.
Одис отчаянно рулил, объезжая острые каменные осколки. Спросил, прервав гнетущее
молчание:
— Тарик, ты — и по-армянски?
— Долгая история. Бабушка армянка. Ее во время резни совсем ребенком подкинули в дом
моего прадеда. И воспитали как родную дочь, выдали замуж за деда. Поэтому у нас в семье всегда
помнили о нашем армянском следе. Ну а потом, в семидесятых, когда упрятали за молодежные
беспорядки, сдружился с одним этничным армянином. Хороший парень, подучил армянскому. С
тех пор не практиковался, думал — забыто навсегда…
— А что ты сказал настоятелю, Чиф? — спросила Хелена Тарика.
— Сказал правду, что в моих генах есть частичка армянской крови, что приехали для того,
чтобы вспомнить и показать, что нет вражды между нашими народами. Говорил, наверное, не
очень-то убедительно.
— Послушники не похожи на кающихся, все молодые, тренированные. Если бы не
настоятель, расправились бы с нами. Знаком мне этот блеск в глазах, эта ярость — тугая ярость
убийц. Откуда они здесь? — за рулем Одис напрягся.
— Может, с Кавказа? Фанатики.
—Только зашли в монастырь, — подбодрил оператор, — взял общий план на фоне гор,
другим ракурсом. Там, в чаще, взял монахов и старинное кладбище. Копают, всей толпой, на фоне
дремучего леса. Подошел поближе, взял передний план, увидели, остановили...
— Я же говорил, предупреждал! — взвился Дениз.
— Извини, Тарик, увлекся, забыл. Но кадры — почти, как на войне, как с лопатами на нас
пошли, и как автобус раскачивали. И наших, с короткими прическами, сразу бросили на землю,
хорошо не затоптали…
Репортаж из Долины дев
Стемнело. Охотники за сюжетами вернулись на базу в Партенит. Ужин заказали в ресторане.
Несмотря на дряхлый интерьер залы, поданная камбала, жареная большими ломтями, была
превосходна, особенно под сухое «Каберне». Лена заказала на десерт «Мускат Красного камня».
Турки пробовали, цокали языками, восхищались.
— Что за божественный напиток! — удивлялся Тарик, считавший себя знатоком вин.— Ни
французское, изысканное, ни итальянские, сладкие и душистые, не похожи. Такого букета нигде
не пробовал.
Хелен подозвала официанта и заказала еще несколько бутылок.
— Пусть завернут все, что есть, я возьму с собой, — завелся, хмелея, Тарик.
Допили оставшееся и захмелевшей компанией вышли на ресторанную веранду, наслаждаясь
вечерним пейзажем Аю-Дага, вдыхая пряный морской запах, наполненный ароматами горных
трав.
— Что за чудесное место — Долина дев! — восхищался Дениз. — Тут можно отдохнуть по-
настоящему, вдали от мегаполисов с их шумным гомоном, толпой, выхлопами дорог, гулом машин
и самолетов.
Грянули звуки живого оркестра.
— О, музыканты, — удивлялись турки.
Лена улыбалась:
— Что, вживую играют только в ресторанах Стамбула? Но и мы не лыком шиты!
Публика пустилась в пляс. «Ялта... — пели оркестранты, — где твой свежий прибой…»
Следующим за рок-н-роллом объявили медленный танец.
— «В шумном зале ресторана...», — напевали хрипловато, и эти слова популярной когда-то
советской песенки проникали глубоко в душу, уносили в давнее, застойное время. Расслабленная
ужином и прекрасным вином, группа Тарика пустились в народ. Оператор и ассистент уже
зажимали симпатичных местных девах, Нилуфер пригласил на танец молодой подвыпивший
офицерик из санатория.
Одис пригласил Хелену, прижались друг к другу, обнял за талию нежными и сильными
руками, подалась, захмелевшая, обхватив за плечи. Он шептал на ушко:
— Хелен, каждый день вместе, я скучаю по тебе, твой запах снится мне каждую ночь.
— «Ах, какая женщина, какая женщина! — выводил тенор из оркестра. — Мне б такую!..»
Расслабилась, было хорошо и свободно на родной земле. И в этот момент любила всех и вся:
