Гудбай, Восточная Европа! - Якуб Микановски
«О те давние Дни Искупления. Боже милостивый, что же тогда происходило! Во время исполнения молитвы Кол Нидре прихожан в синагоге, казалось, охватывали чувства возбуждения и страха… Каждый изливал свое сердце Создателю, стоя посреди реки слез. Душераздирающие вопли с женской половины доносились до мужчин, и те присоединялись к своим женщинам и сами разражались хором рыданий. Плакали сами стены, камни на улицах вздыхали, дрожали от брезгливости к себе рыбы в воде. Как горячо молились эти люди – те самые евреи, которые в течение всего года жестоко сражались друг с другом до каждого гроша, за средства к существованию! Ни ненависти, ни зависти, ни жадности, ни коварства, ни проклятий, ни злых сплетен, ни еды, ни питья. Все сердца и взоры были обращены к Небу, везде витала духовность – простые бестелесные души».
В такие дни, как этот, можно было забыть, пусть и ненадолго, что евреи были народом в изгнании и что они жили на чужой земле среди гоев. Придерживаться этой мысли было вполне удобно, особенно в местечках и небольших городках Польши-Литвы, население которых преимущественно составляли евреи. Лорды-христиане жили в своих поместьях, а крестьяне-христиане работали в полях, но в городе, среди еврейских пивоваров, сапожников, портных, владельцев гостиниц и таверн, стекольщиков, студентов, нищих и часовщиков, можно было прищуриться и представить, что нееврейского мира вообще не существует.
Слово Shtetl на идише означает «город»; оно происходит от более распространенного немецкого слова Stadt. Теоретически любое скопление домов, превышающее деревню, может называться Shtetl, хотя в уважающем себя городке, претендующим на это название, должна быть, по крайней мере, рыночная площадь. На практике у таких городков имелись свои особенности. Во-первых, большинство населения составляли евреи. Это делало Shtetl непохожими практически ни на одно другое место в Диаспоре. Если в большинстве стран мира евреи были подобны пассажирам лодки, которую терзают враждебные моря, то в Shtetl – каким бы бедным оно ни было – они твердо стояли на земле. Они представляли собой некие островки еврейства, окруженными архипелагами.
Тысячи Shtetl когда-то были рассеяны по Польше, Литве, Беларуси и Украине, а также в соседних землях: Словакии, Венгрии и Румынии. Такое преобладание и плотность еврейского расселения позволяют называть Восточную Европу уникальной. Нигде в мире больше еврейская жизнь не была столь изобильна, разнообразна или так тесно переплетена с окружающей средой. На протяжении веков Shtetl и их образ жизни процветали повсюду. А потом внезапно все исчезло навсегда.
Мой дед Чеслав Берман вырос в одном из таких исчезнувших местечек, в Shtetl под названием Замбрув, который располагался на главном пути из Варшавы в Белосток. Перед Второй мировой войной здесь проживали около семи тысяч человек, половина из которых были евреями. Выжила лишь горстка. Этого мира больше не существует. Местечко было настолько тщательно уничтожено, что, когда я рос в Польше 1950-х годов, даже мои родители едва ли догадывались о его существовании. Я даже не знал настоящего имени своего деда. Позже я узнал, что его звали Бецалель, в честь мастера, который изготовил Ковчег Завета.
Бецалель-Чеслав прожил насыщенную событиями жизнь. Он посидел в советских лагерях для военнопленных и видел, как Берлин горел под минометными обстрелами, некоторыми из которых он лично руководил. И все же к концу своей жизни он снова и снова возвращался в памяти в мир своего раннего детства. В его воспоминаниях ему помогала Книга Памяти Замбрува, написанная на идише, опубликованная в Израиле в 1963 году и привезенная оттуда бог знает каким образом. Я помню, как он просматривал ее в поисках имен умерших родственников и историй, относящихся ко временам его прадедов, к середине XIX века. Эти события произошли достаточно недавно, чтобы он мог услышать о них из первых уст, и в то же время достаточно давно, чтобы казалось, будто они произошли в Древнем Вавилоне.
Перед моим мысленным взором стоит огромный том Memorbuch, напечатанный еврейскими буквами с позолоченным тиснением на корешке. Мне больно думать, как мало я понял из того, что описывалось в этой сокровищнице. На страницах, взятых из воспоминаний людей, эмигрировавших из Замбрува в 1930-х годах, приведены прозвища реальных персонажей, которые бродили по его улицам перед Первой мировой войной: калека Мишел, Немой Байрах и Утка Качхе; Сумасшедший Зандл, который всегда был погружен в свои мысли; Одноглазый Шаббат, у которого на самом деле был только один глаз; и Чашке, женщина-плотница, которая всегда знала, как лучше всего отвести дурной глаз.
У местечек Shtetls тоже были прозвища. В окрестностях Замбрува жили ткачи gartl из Чижева, хулиганы из Острова, «яблонские козлы» и игроки на тарелках из Ставки. Люди из самого Замбрува проходили под прозвищем «гангстеры». До провозглашения Польшей независимости в 1918 году город находился в России, недалеко от границы с Германией, и имел репутацию центра контрабанды лошадей. Таким же бизнесом занимались практически все остальные пограничные города Российской империи. Все города в черте оседлости славились либо своими раввинами, либо своими ворами – были и те, которые были знамениты и тем и другим, например Двинск в Латвии.
Спустя много лет после того, как я впервые увидел памятную книгу деда, я сам побывал в Замбруве. От описанного прошлого там мало что осталось. Старые улицы исчезли. Едва ли не единственное, что сохранилось в городе от довоенных времен, – это старые кирпичные казармы, построенные последним царем, и еврейское кладбище, заросшее крапивой и лишенное практически всех надгробий. Растерявшись, я сделал то, что обычно делаю в пропащих местечках: направился к ближайшему ручью.
Если вам когда-нибудь придется искать еврейский квартал в восточноевропейском городе, отправляйтесь на центральную площадь, затем идите вниз по склону, пока не промочите ноги.
Вода всегда была священна в жизни восточноевропейских евреев. Чтобы молиться, нужно быть чистым, а чтобы быть чистым, требовался доступ к ритуальной бане или к месту для погружения, mikva. Для поддержания чистоты требовалось наличие пруда или небольшого ручья, и синагоги, как правило, располагались рядом с небольшими водоемами.
Для искупления также требовалась вода. Каждый Рош ха-Шана – еврейский Новый год (его празднуют два дня подряд в новолуние осеннего месяца тишрей по еврейскому календарю; приходится на сентябрь или октябрь) – евреям предписывается смыть грехи предыдущих лет. Это нужно было сделать над озером или ручьем; евреи должны были опустошить свои карманы и произнести специальную молитву. В Двинске десять тысяч человек каждый год собирались на берегах могучей реки Двины, чтобы избавиться
