Тайна сибирских орденов - Александр Антонович Петрушин
В последнем бою с березовскими и обдорскими чекистами, о котором сообщала 26 октября 1922 года в статье «Ликвидация бандитизма на Севере» тюменская газета «Трудовой набат», уцелел только прапорщик Смирнов. Надежно спрятав доставшиеся ему в местечке Мака Юган два больших и три маленьких ящика с золотом в предгорьях Приполярного Урала и отметив место тайника на карте, он на тех оленях, которые, по газетному сообщению, «были растеряны по тундре», вместе с проводниками из повстанцев-зырян бежал в Финляндию. Возвращаться таежными тропами в Якутию уже не имело смысла: в ночь с 17 на 18 июня 1923 года дружина генерала Пепеляева сложила оружие[114].
Бежать за границу на Севере удавалось даже заключенным лагерей ОГПУ-НКВД. Об этом свидетельствовали сообщения иностранных информационных агентств. Так, в «Бюллетене не для печати» № 320 (иностранная информация ТАСС от 9 ноября 1929 года, лист 6) помещено сообщение о побеге из Соловков: «Агентство «Рейтер» сообщает из Гельсинфорса, будто финляндская пограничная стража задержала на лапландской границе 13 лиц (среди которых одна женщина), бежавших, по их заявлению, из заключения на Соловках. По словам задержанных, они работали на лесных работах и бежали, оглушив ударами трех человек из надзиравшей за ними стражи. Финляндским пограничным властям приказано следить за тем, не появятся ли новые беглецы».
Смирнов, ставший в VII финляндском подотделе Русского общевоинского союза (РОВС) Николаевым, пытался во время Советско-финской войны 1939—1940 годов вернуться за оставленными на Приполярном Урале сокровищами. Для этого с бежавшим из СССР в 1928 году помощником Генерального секретаря ЦК РКП(б) Сталина Бажановым предложили маршалу Маннергейму сформировать из пленных красноармейцев антисталинскую Русскую народную армию (РНА). Наилучшим участком фронта для использования отрядов РНА Смирнов-Николаев и Бажанов считали северный берег Ладожского озера — для того, чтобы перерезать железную дорогу Ленинград — Мурманск и в перспективе ориентироваться на освобождение заключенных Беломорско-Балтийских и Ухто-Печорских лагерей НКВД.
Авторы плана обоснованно предупреждали: «Никто не может гарантировать, что именно так гладко и произойдет, но поскольку все элементы положения поддаются учету, все это представляется вполне возможным».
Они делали ставку на красноармейскую массу и младший командный состав, в населении — на колхозное крестьянство и интеллигенцию, в номенклатуре — на скрытых антикоммунистов в советской иерархии. Участие белых офицеров из РОВС представлялось им обязательным, так как «пленные лейтенанты и старшие лейтенанты, по форме прапорщики и поручики, а по существу унтера и никому не доверить и взвода».
Однако маршал Маннергейм, бывший генерал Русской императорской армии, скептически отнесся к таким начинаниям: «Если они пойдут с вами — организуйте вашу армию. Но я старый военный и сомневаюсь, что эти люди, вырвавшиеся из ада и спасшиеся почти чудом, захотели бы снова в этот ад вернуться».
Тем не менее, разрешение на формирование РНА было получено, и Смирнов-Николаев с Бажановым посетили лагерь, где содержались пятьсот военнопленных, взятых в боях севернее Ладоги, и отобрали из них 450 (!) добровольцев, в подавляющем большинстве рядовых красноармейцев и сержантов. Пленные командиры проявили больше апатии и опасения за жизнь оставшихся в СССР родных и близких, поэтому начальствующие должности были укомплектованы с помощью членов финляндского подотдела РОВС. Одним из двух стрелковых отрядов командовал произведенный в капитаны Смирнов-Николаев. В единственном бою с советскими войсками в марте 1940 года к нему перебежало и сдалось «человек триста красноармейцев».
«Заслуживает особого интереса тот факт, — отметил он в своем отчете о результатах операции на фронте, — что когда красноармейцев, выразивших желание поступить в русские народные отряды, спросили, с какими начальниками они желают идти на войну, с лицами из командного состава Красной армии или с белыми офицерами-эмигрантами — они все выразили желание, чтобы ими командовали «белые офицеры»[115].
Добраться до спрятанных на Приполярном Урале сокровищ возглавлявший добровольцев РНА из числа пленных красноармейцев колчаковский офицер Смирнов-Николаев не успел. Прорыв советскими войсками основной оборонительной полосы «линии Маннергейма» на Карельском полуострове не оставлял сомнений в исходе войны — ее временные рамки оказались слишком краткими, чтобы оказаться в заветном месте.
Вторая мировая война и нападение гитлеровской Германии на Советский Союз дали ему еще одну возможность достичь своей цели. Хотя мечтам русских добровольцев из числа белых эмигрантов и советских военнопленных о борьбе с коммунизмом на просторах России немцы сразу же положили предел. Поэтому РОВС как антикоммунистическая сила ничем себя не проявил. Лишь одиночки-офицеры на свой страх и риск пробивались в Россию вопреки препятствиям со стороны гитлеровских властей, не пускавших эмигрантов на оккупированные территории Советского Союза.
Осенью 1942 года, когда немецкая пропаганда вовсю трубила о падении Сталинграда и крушении СССР, Смирнов-Николаев появился в Прибалтике, где предложил Бессонову, ставшему руководителем Политического центра борьбы с большевизмом (ПЦБ), организовать выброску массированного десанта в районы компактного расположения исправительно-трудовых лагерей НКВД с целью освобождения заключенных, их вооружения и последующего создания на Севере, в Заволжье и на Урале антисталинского и антигитлеровского фронта. Бессонов довел эту идею, выдав ее за свою, до немецкого командования, не развивая перспективы превращения восстания заключенных лагерей НКВД в освободительную войну с иноземными захватчиками. Смирнов-Николаев против такого присвоения авторства десантной операции за Урал не возражал. Потому что его замысла — найти спрятанные в предгорьях Приполярного Урала ордена «Освобождение Сибири» и «Возрождение России» и использовать эти реликвии как символы освободительного движения — не знал никто. Ни немцы, ни сдавшийся в плен комбриг Бессонов.
В 1942 году гитлеровское военное командование отклонило предложение Бессонова десантировать за Урал сформированный из советских военнопленных пятидесятитысячный «русский экспедиционный корпус». Тогда немцы еще верили в «гений» фюрера и несокрушимость верхмата, в его способность одержать победу без чьей-либо помощи. Но больше всего они боялись возникновения независимой вооруженной русской силы, да еще где-то за Уралом, то есть вне всякого контроля.
Как ни горько сознавать, но для фашистской разведки и пропагандистских служб рейха трудность состояла не столько в организации антисоветских вооруженных формирований, сколько в сдерживании, разложении и даже подавлении попыток создания независимых сил по освобождению России от сталинского режима. Впервые в истории Российского государства (не считая княжеских междоусобиц) русская армия воевала на стороне противника. Не было недостатка и
