Тайна сибирских орденов - Александр Антонович Петрушин

Кроме того, она, поскольку имела медицинское образование, стала курировать все политические изоляторы.

За успехи в борьбе с контрреволюцией Андреева была награждена в 1925 году именным револьвером, а в 1927 и 1932 годах — знаками «По­четный чекист».

К тому времени ВЧКТПУ стала достаточной мощной опорой вла­сти, способной эффективно бороться с политическими оппонентами: «Аппарат ГПУ, как и ВЧК, в 1922 году обладал массовой осведомитель­ной сетью, секретной агентурой и штатными агентами. Осведомите­лей вербовали из патриотов по месту их работы; сексотов — из членов антибольшевистских партий, бывших офицеров, специалистов, и ис­пользовали при разработке лиц, группы, организаций, подозреваемых в «антисоветской» деятельности; штатная агентура выполняла функ­ции филеров»[108].

В мае 1923 года Самсонов обратился к Дзержинскому с личным письмом, в котором просил отпустить его из органов ОГПУ «для рабо­ты в качестве рабочего на завод (не возражаю в НКПЭсовский)». Свою просьбу начальник Секретного отдела аргументировал тем, что «дела в СО ГПУ без меня пойдут неплохо, так как основные противники: с.-р (эсеры), попы опрокинуты надолго и всерьез, отпор меньшевикам сто­ит на пути к последнему разгрому и думаю, что не позже ноября-декабря месяца можно будет собрать легальный меньшевистский съезд по ликвидации остатков этой партии»[109] .

Дзержинский, параллельно ВЧКТПУ возглавлявший Наркомат пу­тей сообщений, удовлетворил просьбу своего соратника. Самсонова на­значили заместителем председателя правления Белорусско-Балтийской железной дороги. На службу в органы госбезопасности он уже не вернулся и благополучно пережил ежовский террор 1936—1938 годов про­тив чекистов-дзержинцев.

После отъезда Самсонова в Минск в жизни Андреевой появился но­вый мужчина — Молчанов.

Под предлогом проверки политизолятора ОГПУ Александра Азарь­евна приехала в Тобольск, где Тучков, будучи заместителем Полномоч­ного представителя ОГПУ по Уралу, занимался розыском спрятанных в 1918 году тобольским епископом Гермогеном сокровищ находившего­ся в Тобольске в ссылке бывшего российского императора Николая II.

Благодаря воздействию Андреевой на бывших монахинь Ивановско­го монастыря, эта секретная операция завершилась в ноябре 1933 года успехом: монахиня Марфа Уженцева выдала царские бриллианты «на сумму в 3 миллиона 270 тысяч 693 золотых рубля». Тогда же «кладоискательница из ОГПУ», возвратившаяся из Тобольска в Москву с дра­гоценной добычей, доложила назначенному в ноябре 1931 года началь­ником Секретно-политического отдела ОГПУ Молчанову о ценностях Сибирского белого движения и драгоценной церковной утвари, сокры­тых колчаковцами в таежных урманах Среднего Приобья и предгорьях Приполярного Урала. С тех пор их вожделенной тайной целью стало об­ладание этими сокровищами.

Для достижения этой цели Андреевой удалось восстановить на че­кистской службе Валка, уволенного в 1925 году за ведомственные злоу­потребления и работавшего скромным служащим госбанка в Херсоне. Через возможности Молчанова Валка продвинули в Заднепровье и на­значили начальником Пятихатского райотдела НКВД. Там он разыс­кивал золото Махно, которым тот обещал поделиться с Самсоновым за организованный ему чекистский коридор - по нему Махно, пресле­дуемый красной конницей Буденного, бежал в Румынию. Назвать ме­ста драгоценных тайников Махно не успел, или не захотел. Обманул вновь чекистов и умер в Париже в нищете. Ценности у него, конечно, были. И немалые. Как иначе он мог создать в Елизаветграде конвейер по производству многих сотен знаменитых махновских тачанок, воору­женных пулеметами, содержать людей и лошадей, кормить их и посто­янно пополнять боезапасы. Во время секретной командировки на Укра­ину в 1919 году вместе с Самсоновым Андреева выяснила доходные статьи «бюджета» Махно. Самым стабильным источником дохода были «налоги», которыми батько Махно облагал население занятых им сел и деревень. Размеры поборов жестко соответствовали материальному положению «налогоплательщика». Крестьяне победнее платили дань продуктами и самогоном, а с зажиточных жителей Заднепровья брали деньги и ценности. К ним приплюсовывали грабежи пассажирских по­ездов и экспроприации богачей, два обоза с золотом белой армии Дени­кина, захваченных махновцами у местечка Синельниково, и сокровища, перешедшие к Махно от атамана Григорьева, ограбившего Одесский го­сударственный банк: 124 килограмма золота в слитках, 238 пудов серебра и почти полтора миллиона рублей золотыми монетами царской чеканки.

Да и то «золото Ленина», которое Самсонов и Андреева сами пере­дали Махно на борьбу с немецко-австрийскими оккупантами, он не успел истратить, потому что в то время уже уходил с Украины.

Не оставляла Александра Азарьевна без внимания и безлюдные ме­ста в Среднем Приобье и на Приполярном Урале, где оборвался золо­той след вывезенных осенью 1919 года из Тобольска ценностей Сибир­ского белого движения и драгоценной церковной утвари. В их розыске она использовала Яковлева-Мячина. Того самого уфимского боевика, который по заданию председателя ВЦИК Свердлова с мандатом особо­уполномоченного, подписанным Лениным, доставил в апреле 1918 года из Тобольска в Екатеринбург бывших царя Николая II, царицу Алексан­дру Федоровну и царевну Марию. После расстрела всей царской семьи в ночь с 16 на 17 июля 1918 года в подвале горного инженера Ипатьева Антон, такова партийная кличка Яковлева-Мячина, служил в войсках Комуча (комитета учредительного собрания) и Колчака, отступил с ним в Китай, где тайно работал на ОГПУ до 1927 года. Возвратился в Мо­скву вместе с полковником Кобылинским, комендантом дома в Тоболь­ске, в котором содержался в ссылке Николай II и его домочадцы. Счита­лось, что бывший полковник знал тайну царских сокровищ, спрятанных в окрестностях тобольских монастырей. Кобылинского расстреляли, а Яковлева под фамилией Стоянович отправили на 10 лет на строи­тельство Беломорско-Балтийского канала. В 1933 году его по протек­ции Андреевой освободили из заключения и определили на должность коменданта Осиновского лагеря в распоряжение начальника Томского оперсектора, в зону оперативного обслуживания которого входила тер­ритория Ваховского-Ларьякского остяцкого туземного района. И когда от них поступило донесение о появлении в этих местах знавшего тайну колчаковского клада бывшего начальника Тюменского губотдела ГПУ Долгирева, ставшего руководителем Нижне-Иртышского государствен­ного пароходства, то на встречу с ним под предлогом совместной охоты срочно отправился сам Молчанов, служивший когда-то с Долгиревым в Чечне. Начальник СПО НКВД Молчанов возвратился в Москву, а Долгирев погиб на охоте в результате несчастного случая — тайна сокровищ, спрятанных в лабиринте притоков таежной реки Вах, была сохранена.

Между «советским Зубатовым» и его помощницей по чекистскому кладоискательству отмечалось полное взаимопонимание. Претендовав­шая на близость к шефу советского политического сыска Боевая Эльза