История Финляндии. Время императора Александра II - Михаил Михайлович Бородкин
Такова основная мысль Шаумана.
Финляндские историки говорят, что профессор Фр. Л. Шауман явился истолкователем общих желаний и что впечатление, произведенное речью, было громадное, как в Гельсингфорсе, так и в Петербурге. Сеймы не созывались в течении пятидесяти лет, и цензура воспретила напоминать о них, но в частных беседах постоянно говорилось о сейме, а потому речи, произнесенные по этому вопросу в стенах университета, получали особое значение.
После речи Фр. Л. Шаумана слово «сейм» сделалось лозунгом, единодушно подхваченным обществом. Надежды на сейм были, — по толкованию гр. Армфельта (См. его большую записку у Т. Рейна), — возбуждены самим Государем в тот день, когда он (12 — 24 марта 1856 г.), лично председательствуя в сенате, начертал программу реформ. Несомненно, что Государь желал сделать что-нибудь для Финляндии. Но созыв сейма считался еще невозможным при тогдашних обстоятельствах, прежде всего потому, что предстояла великая эмансипация в России и существовала неуверенность в ближайшем будущем. Так по крайней мере рассказывали. Во всяком случае, положение Государя было затруднительным, ибо Россия также просила конституцию, а вскоре забунтовала Польша.
Представители власти Николаевской школы пришли к сознанию, что наступало новое время, но, тем не менее, после речи Шаумана они зашевелились.
Первоначально против речи Шаумана не было принято никаких мер. Ее напечатали в университетской типографии, и потому она не подверглась цензуре. Но для распространения через книжные магазины требовалось разрешение цензора. Университетские власти не смели взять на себя решения дела и выжидали приезда генерал-губернатора. Когда граф Берг ознакомился с содержанием речи, то признал предосудительность многих её частей, особенно для оглашения с кафедры. Новому графу более всего не нравилась претензия профессора поучать власть, но в виду того, что речь была напечатана, не препятствовал её распространению. Тем не менее, он сообщил дело шефу жандармов, князю Долгорукову, стараясь свалить вину на Армфельта и вице-канцлера университета Мунка. Князь Долгорукий выдал Берга Армфельту.
Государь, прочтя речь в переводе, сделал на ней карандашом несколько заметок, из которых можно заключить, что Он «одобрил в ней многие места, но вместе с тем нашел в ней много неуместных рассуждений, совершенно нетерпимых ни с какой точки зрения, ибо ничто не давало профессору Шауману права выступать представителем желаний всего финского народа». «За эти неуместные суждения, — говорится в резолюции, — он подлежит строгому выговору, а университетскому начальству, т. е. вице-канцлеру и ректору, надлежит сделать строжайшее замечание от Моего имени. Впредь же подобные речи, не имеющие никакого отношения к задачам университета, не должны быть допускаемы вовсе. Графу Бергу надлежит передать по телеграфу, чтобы речь не печаталась, а если это уже сделано, то выразить ему Мое крайнее неудовольствие за данное им разрешение, уведомив, что Я удивляюсь, как он мог, зная Мой образ мыслей, поступить так необдуманно». Неудовольствие было выражено и графу Армфельту за то, что, находясь в Гельсингфорсе после коронации, не предупредил печатания речи. Государь считал дело весьма серьезным, а перевод Ему был представлен лишь по прошествии месяца. Прошла еще неделя и Государь высказал графу Армфельту, что злосчастная речь причинила Ему немало огорчения, лишив Его возможности тотчас сделать для Финляндии все то, что Он задумал, так как всякого рода давление со стороны только связывало Его руки».
В России речь Шаумана приказано было конфисковать, а русским газетам воспрещена была её перепечатка.
Граф Армфельт, сообщая волю Государя университету по взысканиям с виновных, укоризненно указывал на то, что профессор в месте, предназначенном для научных занятий, позволил себе «высказать надежды на созыв земских чинов» и дерзнул говорить о мерах, «которые, по его мнению, должны быть предприняты Монархом на благо всей страны».
Раздражение графа Армфельта прошло не скоро. В 1862 году (26 мая — 7 июня) он писал Рокасовскому: «Извинение, принесенное Шауманом, есть настоящая ирония и достаточно подтверждает его виновность».
История с речью выяснила, что Государь не отвергал самой идеи о созыве земских чинов, но Он лишь пожелал оставить за собой право избрания удобного для того момента.
Из Петербурга прислана была телеграмма, воспрещавшая дальнейшее обсуждение речи Шаумана. Энергичный Снелльман, тем не менее, добивался возможности высказаться о ней в своем органе. Между ним и генерал-губернатором произошел по этому поводу обмен мыслей, причем граф Берг сказал: «Все это для меня не ново; куда я не приезжал в Финляндии, всюду мне говорили о необходимости сейма. Но об этом не нужно кричать на площадях. Смотрите, в Лифляндии, мы имеем ландтаги, однако о них никто не говорит и, благодаря этому, мы получили возможность сохранить их». На приведенный пример граф Берг вообще любил ссылаться.
Мнение о речи Фр. Л. Шаумана в финляндском обществе не было сплошь одобрительное. Снелльман напечатал о ней лестный отзыв. Но сенатор Л. фон-Гартман, напротив, усмотрел в речи профессора почти подстрекательство к восстанию. Кроме того, Гартман отвергал право земских чинов контролировать финансовое управление края, так как те постановления шведских законов, которые касались сего вопроса, уже истлели в архивах, давно отменены и лишены значения юридических норм». Замечательно, что это последнее воззрение разделялось также графом Армфельтом, Шернваль-Валленом и другими лицами, стоявшими у власти, среди которых господствовало убеждение, что право всякого контроля сейма отменено актом соединения и безопасности 1789 года.
II. Труды в области экономической и комитет по финляндским делам
Среди сооружений того времени по своему большому значению для экономического развития края первое место занимает открытие Сайменского канала.
Так как Финляндия по всем направлениям перерезана озерами и водными системами, по которым колонизация от времени до времени проникла в самые пустынные места, то естественно было устранить на них всякие препятствия для развития и произвести улучшения, особенно в виду того, что эти пути сообщения очень долго являлись единственными в крае.
Год заключения мира — год коронации нового Монарха — ознаменован был в Финляндии открытием огромного сооружения большой красоты и больших будущих надежд — Сайменского канала. Страна в праве была и радоваться, и гордиться.
Огромный бассейн Сайменских вод (более 21/2 тыс. кв. вер.) отстоит от берегов Финского залива верст на 50. Первая попытка соединить Сайменское озеро с заливом относится ко времени между 1500 и 1511 г., когда губернатор Выборга Эрик Туресон Бьельке выступил с этой мыслью. Вторая попытка относится к 1600 годам, когда были сделаны две выемки, из которых одна известна под названием выемки Понтуса (Pontuksen Kaivando), в воспоминание полководца Понтуса де-ла-Гарди.
Существовал и другой
