История Финляндии. Время императора Александра II - Михаил Михайлович Бородкин
С окончанием войны воскрес дух спекуляции, который с поспешностью принялся пополнять потери, причиненные нашествием неприятеля; особенно это относится до кораблестроения и мореходства. В короткое время опять все вошло в прежнюю колею. В течении 1857 года судостроительство производилось с необыкновенной энергией. В 1856 году совершались пароходные рейсы (на иностранных судах) между финляндскими портами, Копенгагеном и Англией. Первые финляндские пароходы по этой линии стали ходить в 1873 году.
По трактату (от 2 — 14 марта 1857 года) Российское правительство обязалось выдать Дании, за отмену так называемой Зундской пошлины, вознаграждение в 7.000.000 рублей. На основании сведений о финляндской торговле вне Балтийского моря в сравнении с таковой же торговлей Балтийских портов Империи повелено было из означенной суммы отнести на счет Финляндии четыреста тысяч рублей с тем, чтобы казна Великого Княжества уплатила эту сумму в течение двадцати лет.
Жизнь и деятельность края пробудились. Берг все направлял, согласно своим воззрениям, относясь почти враждебно к всякой чужой инициативе. Если бы граф Берг, говорит финляндский историк, проявил побольше правдивости и поменьше эгоизма, он мог бы принести громадную пользу.
В августе 1856 года, с большой торжественностью, при звоне колоколов и громе орудий, Государь въехал в Москву. Очевидец А. С. Хомяков говорит, что это был «просто какой-то волшебный сон. Золото, азиатские народы, великолепные мундиры и старьте немецкие парики. Тысяча и одна ночь пересказанная Гофманом». В Москву стеклись представители со всех концов России. В Москву прислали своих представителей родственные дворы. Священнодействовал (26 августа — 7 сентября) Московский митрополит Филарет, который в своем слове пожелал Монарху, чтобы от его венца, «как от средоточия, на все царство простирался животворный свет»... В Москву генерал-губернатор Берг отправился с большой свитой из канцелярских чиновников и адъютантов: туда же вызвана была депутация от четырех сословий Финляндии, а также министр статс-секретарь. Торжество ознаменовалось обильными царскими милостями. Между прочим, были прощены декабристы. Всюду заметен был общий подъем духа и сочувствие благим начинаниям Монарха. Ф. Ф. Берг был возведен в графское достоинство Великого Княжества Финляндского за то, — как сказано в рескрипте, — что с усердием исполнял возложенные на него обязанности и «приобрел себе в короткое, но трудное время общую доверенность и признательность жителей» Финляндии. Берга пожаловали почетным титулом для того, чтобы «соединить его неразрывными узами с сим краем».
В самый день коронации постановлено было учредить семь практических земледельческих школ, в которых финский язык назначался языком преподавания, а также положено было «основать и построить» пять новых городов. Идея основания новых школ и городов принадлежала генерал-губернатору и ни о том, ни о другом сенат заранее ничего не знал. Особенно скороспелой оказалась затея постройки новых городов. Прошло почти пятьдесят лет прежде, чем два из избранных мест наименовались городами.
Университет праздновал коронацию 20 сентября (н. ст.). Программа ректора представляла на этот раз ту особенность, что в нее вошла чисто политическая полемика по поводу жалоб и порицаний, появившихся в брошюрах и газетах Швеции, относительно состояния дел в Финляндии. Программа указывала на то, что судьба и положение Финляндии во всех отношениях улучшились после её соединения с Россией и что строгость цензуры предпочтительней необузданной свободы печати в Швеции! Дальше говорилось, что Финляндия не утратила своего права представительства, хотя сейм, после боргоского сейма, и не созывался; но, — продолжал ректор, — очень было бы желательно, чтоб народ Финляндии через доверенных лиц чаще мог приближаться к Монарху для выяснения своих нужд в законодательных вопросах, налогах и вообще в важнейших делах, относящихся к преуспеянию края. Однако о решающем голосе сейма ректор не упомянул.
«Ректор выразил, что имеется надежда на созыв сейма. Таким образом, слово сейм, которое раньше не могло появляться в газетах и которое лишь шепотом смели произносить в разговорах, теперь открыто произнесено с кафедры, во время торжества. Это возбудило и удивление и восторг».
Вторую речь на торжестве произнес профессор теологии Франц Людвиг Шауман. Эта речь создала оратору память в истории Финляндии. Чтобы произнести ее при тогдашних условиях, нужна была гражданская смелость и «политическая мудрость», как определил историк Финляндии. Речь представляла полную обдуманную программу будущего, которая объединила все либеральные силы страны.
Оратор задался следующими главными вопросами: «Чего ожидает в настоящее время финский народ от своего Монарха, на что надеется и что он сам должен делать для осуществления своих надежд? Я бы желал, чтоб ответ на этот вопрос не походил на едва слышный вздох, но чтобы он стал голосом побуждения, который слышен, который хранят и исполняют. Первое желание финского народа в настоящее время состоит в том, чтоб ему навсегда можно было остаться и развиваться финским народом, чтобы мы, финны, хотя и соединенные с великой русской Империей, под скипетром одного Монарха, навсегда могли оставаться финнами, или другими словами, чтобы мы могли свободно развивать свою национальность. Чтобы достигнуть этого, финский народ должен быть ненарушимо верен своему Монарху и самому себе».
Затем Фр. Л. Шауман напомнил о том, что «одно из важнейших постановлений в уложении края то, что народ чрез своих представителей от четырех сословий имеет право на созванных монархом сеймах (riks-eller lanclt-clagar) обсуждать общие важные для края дела.
«Я уверен, что в настоящее время, когда у нас возникает столько важных общественных вопросов, из которых многие тесно связаны с привилегиями различных сословий, горячее желание финского народа заключается в том, чтоб дана была возможность скоро, а затем и чаще, смотря по обстоятельствам, собираться сейму, для обсуждения их в установленном основным законом порядке. Отрадно, что такое желание существует в крае, ибо оно свидетельствует о жизненности сознания, что мы составляем народ с представительным государственным учреждением, с свободными и независимыми законодательными земскими сословиями, под властью могущественного, но ограниченного законом Монарха, оно свидетельствует, что здесь интересуются общественными делами края.
Но можно ли надеяться, что высказанное желание, которое живет в сердце финского народа, исполнится? Я должен сознаться, что сам недоумеваю при ответе на этот вопрос. Я должен сознаться, что не могу безусловно ответить — да! И я не хочу, я не должен высказывать лицемерно надежду, потому что это являлось бы
