Развод. Его холодное сердце - Дарина Королёва
Он — суровый бизнесмен, всегда в черном.
Черные машины. Охрана в черных костюмах.
Любит золото. Окружает себя дорогими, изысканными вещами.
Часы, картины, редкие автомобили, которые стоят баснословных денег..
И я, похоже, была для него просто еще одной красивой вещью в коллекции — кукла с золотыми волосами... маленькая, хрупкая, ничего не знающая о здешних законах. О том, что в его мире красота — это оружие, а любовь — роскошь, которую нельзя себе позволить.
О том, каким безжалостным на самом деле может быть его мир...
Я спасла ему жизнь. А он взамен решил забрать мою.
Я понимала, чем это может грозить — видела этот огонь в его глазах, эту жажду обладания.
Но он был так настойчив...
Вскружил голову. Украл мое сердце! Был непокорен, как дьявол, хитер и находчив… Идеальный, скрытный хищник, выслеживающий свою жертву.
— Она твоя любовница? Отвечай! — я дернулась, связанная, когда его пальцы скользнули по внутренней стороне бедра, оставляя огненный след.
— Я должен быть с ней, это не обсуждается.
Бездушное, безнравственное чудовище... Животное черноглазое!
Но его поцелуи продолжали жалить мою кожу, опускаясь все ниже и ниже.
Его горячие пальцы впились в бедра, властно раздвигая ноги.
Тело предательски отзывалось на его ласки, но в душе поднималась волна отвращения.
— Я хочу развод! — мой крик эхом отразился от стен. — Ты дашь мне его немедленно!
Давид застыл. Властные пальцы, только что ласкавшие мою кожу, впились в неё до боли.
— Что ты сказала? — голос упал до шепота, от которого по спине побежали ледяные мурашки.
— Развод, — я заставила себя посмотреть ему в глаза. — Дай мне развод, Давид. Отпусти меня.
Он отстранился так резко, словно я его ударила. Его лицо окаменело, превращаясь в ту безупречную маску, которую я видела на деловых встречах.
— Конечно, — ответ прозвучал почти спокойно. — Ты получишь свой развод.
Я обмякла на влажных шелковых простынях. Неужели так просто согласился?
Он вдруг резко отстранился, натягивая брюки на свое смуглое, мускулистое тело.
Раздражение и злость читались в каждом движении, но лицо оставалось холодным, будто выточенным изо льда.
Это его стиль. Его характер. Его внутренний мир... Такой холодный и закрытый ото всех.
— Ты его получишь, — жёстко повторил. — Он нужен, чтобы я мог жениться на Ясмине официально.
Я выдохнула.
— Но потом, — Давид вдруг улыбнулся, и от этой улыбки у меня похолодела кровь. — Ты никуда не уедешь. Будешь и дальше жить со мной.
ГЛАВА 5
В глазах потемнело, пальцы онемели, губы затряслись. Я долго не могла подобрать слов, чтобы описать весь тот ужас, который только что испытала.
— Ты...
Он резко подался вперед, его сильная рука впилась в мои волосы.
— А кто говорил, что будет легко?
— Ты безумен!
— Я просто проклят тобой... — большой палец очертил контур моих губ, вторая рука жадно сжала ягодицу.
— Ты женишься на другой! По моим обычаям это называется предательством!!!
— А по моим меркам — выход из сложной ситуации.
Давид отстранился, и холод его взгляда пробрал до костей:
— Когда ты хочешь развод?
— Как можно скорее!
На лице Давида мелькнуло что-то, похожее на разочарование и ярость. Его пальцы до боли впились в мои плечи.
— Я разочарован... Я так сильно разочарован в тебе…
Рваный вздох вырвался из груди, когда я почувствовала тяжесть его горячего, мощного тела. Дышать стало ещё труднее, мир в глазах плыл и двоился.
— Хорошо. Завтра нас разведут, — провел ладонью по щеке и грубо сдавил подбородок, заставляя смотреть в эти чёрные, дьявольские бездны — его проклятые глаза. — Но уехать ты не сможешь. Как я уже сказал! Ты останешься в моем доме и станешь моей любовницей, после того, как я сыграю свадьбу с Ясминой. Я буду приходить к тебе когда захочу и… брать тебя, Катя… кода и сколько захочу.
Я почти задыхалась от ярости, подбирая в уме слова и ругательства. Но мысли путались от паники. Это самое худшее, что могло случиться со мной. Господи, за что?
— Сделаешь из меня шлюху?!
— Называй как хочешь, — поправил он, его пальцы лениво очерчивали контур моей ключицы. — Суть от этого не меняется. Я всё равно люблю только тебя.
— А как же Ясмина? — выплюнула я с ядом. — Она знает о твоих планах?
— Ясмина знает свое место и свои обязанности. Как и ты узнаешь свои.
— Ледяное чудовище! Без сердца, без души! Ты ужасен, Давид! Ты — самое худшее, что есть в этом мире! — слезы жгли глаза. — Как ты можешь так спокойно вершить судьбы людей? Словно делишь бизнес-активы!
— Я говорю о защите того, что принадлежит мне. Ты — мать моего ребенка…
— Я тебе не вещь! — отчаянно дернулась под его огромным, каменным телом, обездвижевшим меня. — И Маша не твоя собственность!
Чёрные глаза опасно сверкнули:
— Марьям! Её зовут Марьям! И она — моя дочь! Мой ребенок! Моя кровь, — каждое слово падало как камень. — И она останется здесь, со мной. Даже не думай о том, чтобы бежать.
Холод пробежал по позвоночнику. Вот оно. Вот, чем он собирался меня удержать.
— Ты не посмеешь использовать ребенка...
— Посмею всё, — дыхание обожгло мои губы. — Всё, чтобы удержать вас обеих рядом. Где вам и место. Ты прекрасно знаешь, на что я способен.
Сдавив пальцами подбородок, он напоследок ненасытно впился в мои губы. Поцелуй был властным, почти грубым. Он целовал меня так, словно пытался заклеймить, пометить, впечатать свое присутствие в каждую клеточку моего тела.
— Ненавижу тебя, — прошептала я, когда он наконец отстранился.
— Ненавидь, но ты останешься моей. Целиком и полностью. Навечно. И, если придется запереть тебя в золотой клетке, чтобы удержать, я это сделаю.
— Золотая клетка остается клеткой. Неважно, какими коврами устлан пол и какие шелка на стенах!
— Зато ты будешь в безопасности и в достатке, — подушечки пальцев скользнули по моей щеке, стирая слезы. В этом жесте была почти нежность, но глаза оставались холодными, как океан во льдах. — Под моей защитой. Рядом с дочерью.
— Под защитой? — я горько рассмеялась. — Или под присмотром? Чтобы составлять компанию твоей жене, когда она будет скучать? Развлекать её разговорами за чашечкой кофе, а ты будешь развлекать её в постели?!
Его рука молниеносно метнулась к моим волосам, сжала их у затылка, заставляя запрокинуть голову. Глаза полыхнули яростью:
— Не смей! — прорычал он. — Не смей даже думать о таком. То, что происходит в нашей спальне, останется только между нами.
— Нашей? — я усмехнулась, хотя от его хватки на глазах выступили слезы. — У тебя теперь будет
