Фонарики желаний - Глория Чао
Родители заставляют меня взять с собой какой-нибудь подарок для Стефани. Мне, как всегда, неловко. В такие моменты я жалею, что у нас не пекарня, а магазин, иначе я могла бы принести выпечку – это нормально, обычно все такому радуются. Но у моих родителей в подвале есть целый запас подарков именно на такие случаи – и это совершенно непонятные рандомные вещи типа открыток из музея, рекламных календарей наших поставщиков или декоративных тарелок, на которой даже еду не подать, а то отравишься.
Сегодня мне вручили коробку для салфеток в форме квадратного плюшевого медведя. Когда не знаешь, нужен ли вообще человеку такой подарок, это вызывает только недоумение.
– Спасибо, милая, – говорит мама Стефани с искренней благодарностью (надо бы у неё этому поучиться). Иногда я задумываюсь: вдруг в нашей общине все знают о наших странных подарках и судачат о них у нас за спиной примерно так же, как о многословности бабушки Шуэ?
Поздоровавшись с мистером Ли, который смотрит телевизор, я ухожу за Стефани в её комнату. На стенах висят приклеенные скотчем постеры k-pop групп, некоторые из них так неровно, что хочется их поправить. В углу целая коллекция атрибутики с Гудетамой (мягкие игрушки, бутылка для воды, блокноты, ручки), явно разложенной намеренно броско. Я беру с кровати подушку в виде Гудетамы – антропоморфного яичного желтка, лежащего на одеяльце-белке.
Стефани улыбается.
– Все всегда первым делом хватают Гудди.
– Его прямо хочется обнять!
Мы садимся. Я – на кресло-мешок в углу, она – на кровать.
– Моим любимым персонажем «Санрио» была Спотти Дотти[33], – говорю я.
Она поднимает руку, чтобы на расстоянии отбить пять; я не сразу это понимаю, но в конце концов отвечаю на жест.
– «Хэллоу Китти» переоценена, не так ли? – говорит она.
– Не-азиаты раньше смеялись надо мной за то, что я люблю «Хэллоу Китти», а потом она вдруг стала модной.
Стефани закатывает глаза.
– Ага, как морская капуста, суши и ещё миллиард всяких вещей.
– Но Гудди пока ещё не стал мейнстримом.
– Ключевое слово – пока. Когда он сюда доберётся, в него все влюбятся.
«Он просто яичный желток с сочной попкой», – хочу заметить я, но молчу.
Стефани растягивается на кровати.
– Я люблю его, потому что он отражает моё отношение к жизни. Типа, я знаю, он просто ленивый желточек, которому вроде как на всё плевать, но я интерпретирую его пофигизм так: просто будь собой, а если кому-то это не нравится – ну и пофиг.
Я тоже хочу так относиться к жизни, но это кажется таким далёким.
Мы заказываем пиццу и едим прямо в комнате, смотря на ноутбуке реалити-шоу. Стефани показывает мне «Рулетку свиданий» – там пары крутят рулетку и определяют, куда отправятся: на самое экстравагантное и роскошное (типа полёта на частном самолёте на ужин в Италии) или самое ужасное и утомительное (для аналогии – сначала ужинаешь жуками, а потом всю ночь нянчишь новорождённых семерняшек) свидание в мире. Ведущие шоу утверждают, что плохие свидания на самом деле полезнее для отношений, потому что заставляют партнёров вместе преодолевать препятствия, но, если честно, лично я предпочту ужин из десяти блюд, приготовленный знаменитым шеф-поваром, большое спасибо.
Стефани показывает свои любимые эпизоды, а потом я спрашиваю, смотрела ли она «Мама знает лучше». Когда она качает головой, я быстренько описываю ей, что это такое.
Она тут же отвечает:
– Поняла, немедленно включай!
Она поворачивает ноутбук ко мне, чтобы я нашла шоу.
Я быстро скроллю результаты поиска, потому что точно знаю, что ищу.
– Мы с мамой обожаем этот эпизод, и мне кажется, тебе он тоже понравится. Одна из мамочек – вылитая Он-аи из цветочного магазина. Мы чуть не ухохотались до смерти!
– Ты смотришь это вместе с мамой? – недоверчиво спрашивает она.
Я слегка вздрагиваю.
– Мы уже давно его смотрим, ещё с тех времён, когда у мальчиков были микробы[34].
– Может, она поэтому так настойчиво возражает против того, чтобы вы с Каем встречались? Хотя, наверное, дело больше в твоём папе?
Я опять вздрагиваю.
– О, ха-ха, ты, э-э, слышала наших отцов на празднике?
– Да все слышали. – Она сочувственно поджимает губы.
Я опять плюхаюсь в кресло-мешок, вдруг чувствуя сильную усталость.
Я смотрю на светящиеся в темноте звёзды, расклеенные по потолку комнаты Стефани. Она говорит:
– Я, конечно, в самом деле хотела потусить, но заодно и убедиться, что с тобой всё в порядке.
Очень мило с её стороны. Но теперь я чувствую, словно я для неё – унылая кучка, которую она хочет расшевелить.
– Спасибо, – отвечаю через несколько секунд. Задумываюсь, не ответить ли на вопрос, в порядке ли я. Но – увы. Я просто не могу.
– Почему мы вообще раньше не тусовались? – спрашивает Стефани. – Мы же знаем друг друга чуть ли не с первого класса.
Я прикусываю нижнюю губу. Потому что до недавнего времени я держалась от тебя подальше, ведь была уверена, что ты ненавидишь меня из-за того случая с конкурсом правописания.
Я не могу в этом признаться, но признаю́сь кое в чём другом, что тоже звучит очень неловко, и я умолчала бы и об этом, если бы не Гудди и его пофигистский взгляд.
– Спасибо, что пригласила меня. Это моя первая ночёвка.
Слова звучат так жалко, словно я лишь подтверждаю её мнение о себе как об унылой кучке.
– То есть, ну, это очень круто.
Господи, это звучит ещё хуже.
Стефани выпрямляется на кровати.
– Мы должны поиграть в «Правду или действие».
Я ничего не отвечаю – она уже всё решила. Вскочила с кровати, подбежала ко мне и плюхнулась рядом на огромную подушку.
– Ну, не знаю, – неуверенно говорю я. Это настоящий сбывшийся кошмар: ты не можешь не ответить на вопрос, на который не хочешь отвечать. Или, ещё хуже, не делать чего-то, чего делать совсем не хочешь.
Стефани складывает ладони и умоляюще смотрит на меня.
– Нам будет весело! – говорит она.
– Ты просто хочешь спросить меня о Кае, – полушутя отвечаю я.
– Естественно, – ухмыляется она. – Но вообще-то, ты всегда можешь выбрать действие.
Я качаю головой.
– Не могу. Ты же знаешь. Для меня эта игра называется «Правда или правда».
Она сдерживает смешок, потом замечает:
– Но ты тоже можешь задавать мне вопросы и заставлять что-то делать.
Я всё ещё не сказала «нет», и Стефани упорствует:
– Я
