Фонарики желаний - Глория Чао
Я задумываюсь, потом решаю воспользоваться этой возможностью, чтобы и извиниться, и узнать ответ на вопрос, который беспокоит меня уже несколько лет:
– Ты слышала о случае в пятом классе, когда я захлопала в ладоши, услышав, что тебя ужалила пчела? Злишься на меня из-за него?
Стефани несколько раз моргает.
– Понятия не имею, о чём ты говоришь.
Сначала я чувствую облегчение, но потом на меня наваливается очень странная мешанина эмоций. Я шесть лет этим мучилась… без причины? Но я ведь из-за этого даже стала вести себя иначе на людях! А она, оказывается, ничего об этом не знает? Какого чёрта?
– Так, твоя очередь, – говорит Стефани. – О чём ты сейчас говорила и почему у тебя такое странное выражение лица?
Ещё до того, как я заканчиваю свой рассказ, она смеётся.
– С чего мне на тебя злиться? Ты просто ошиблась, вот и всё.
Что, серьёзно? Почему я позволила этому случаю так повлиять на мою жизнь? А сколько ещё мелочей я приняла слишком близко к сердцу?
Всё прошло даже лучше, чем я надеялась. Но мне всё равно как-то неловко. Надеясь сменить тему, я спрашиваю:
– Правда или действие?
– Правда.
Я задаю вопрос, на который в любых других обстоятельствах у меня не хватило бы смелости:
– Когда ты поняла, что тебе нравится Эрик, и боялась ли ты когда-нибудь, что ваша дружба развалится, если у вас не сложатся отношения?
Семьи Стефани и Эрика дружили, их отцы вместе работали в местном банке, и до того, как начать встречаться, они уже кое-что друг о друге знали.
Стефани наклоняется ко мне и тычет пальцем в ногу.
– У тебя есть какие-то особые причины это знать? А? А?
У меня загораются щёки.
Она усаживается обратно на подушку.
– Сначала я и не думала, что он мне нравится. Но… не знаю, он был милым, позвал меня на свидание, а я подумала: а почему нет? Лишь через несколько месяцев, когда я поняла, какой он внимательный и как умеет смешить, я по-настоящему увидела его. Ну а потом всё как-то постепенно развивалось, и, как я уже сказала, тот вечер с креветками действительно сблизил нас. Если он хотел поцеловать меня даже после такого, значит, за него действительно стоит держаться!
Её слова меня шокируют. Несколько месяцев? Какая глупость: у меня уже так долго такие сильные чувства к Каю, а мы до сих пор просто друзья. Но, с другой стороны, их дружба явно была не слишком близкой, судя по тому, что она сказала; до отношений она его толком и не знала.
Глаза Стефани блестят, и у меня появляется плохое предчувствие. Но я нахожу в себе силы сказать:
– Правда. Очевидно.
– Кай. Выкладывай.
– Это не вопрос, – протестую я.
– Это ещё какой вопрос. Отвечай.
– Он мой лучший друг. Вот и всё.
Стефани громко, преувеличенно вздыхает.
– Ой, да ладно. Ты явно хочешь большего.
Я мотаю головой, всё отрицая. Я ведь не подписывала контракта говорить всю правду, так ведь?
– Лия́, ты же знаешь, я видела вас вместе. Да даже если бы не видела – Кай же красавчик-пекарь. Булочка с корицей, которая умеет печь булочки с корицей.
Я больше не могу сдерживаться. У меня раньше не было никого, в кого я могла бы поорать о таких вещах, и после слов Стефани мою плотину прорывает.
– Знаешь, почему его работа так возбуждает? Я не могу перестать смотреть на его руки. Мышцы так выпирают, когда он замешивает тесто, а эти вены!..
Стефани не то взвизгивает, не то воет гиеной.
– Вот, об этом я и говорю!
– Ты когда-нибудь смотрела «Самые горячие американские булочки»? Они там готовят, одетые в один фартук.
– Ты шутишь?! Включай сейчас же!
Я выбираю эпизод (в нём мужчина-модель не может нормально нанести на торт глазурь, но зато умеет дёргать грудными мышцами точно в ритм музыке) и думаю: вот, я во всём ей призналась и даже не умерла. Более того, с моих плеч упала целая гора.
– Каю надо пойти на это шоу, – хихикает Стефани.
В моей груди загорается огонёк ревности.
– Может, на какое-нибудь другое кулинарное реалити-шоу?
– Даже интересно почему, – поддразнивает Стефани и смотрит на меня с понимающей улыбкой. Я невольно хихикаю.
Когда эпизод заканчивается, мы уже говорим нормально, без «Правды или действия».
– Так что разделяет вас с Каем? – спрашивает она.
– Ну, во-первых, наши родители, – вздыхаю я. – Кроме того, я даже не знаю, интересна ли я ему!
– О, ещё как интересна. Вы что, даже не пробовали встречаться?
– Я не хочу разрушить нашу дружбу. Он сейчас самый важный человек в моей жизни.
Я рассказываю ей о Джейни и Джесси, и, конечно же, Стефани настаивает, что мы должны немедленно посмотреть этот эпизод. Я не хочу его пересматривать, но, с другой стороны, мне интересно узнать её мысли, поэтому я соглашаюсь.
– Ой, мамочки, как их не шипперить! – бормочет Стефани, когда Джейни и Джесси сближаются после первых свиданий, на которых они разделены экраном.
– Прекрасно понимаю.
Когда они оба нажимают зелёную кнопку, Стефани радостно кричит, как кричала и я. А потом, когда всё разваливается, она становится задумчивой. Я слежу за тем, как она смотрит шоу. Она ничем не выдаёт своих мыслей – я вижу лишь, как крутятся шестерёнки у неё в голове.
Эпизод заканчивается. Стефани смотрит на меня и с полной уверенностью говорит:
– У вас с Каем так не будет.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что ты тоже нравишься Каю.
Я не знаю, насколько разумно ей верить. Обо всём этом и думать страшно.
– Какая разница после того, что произошло с нашими родителями?
Мы какое-то время говорим об этом: о семье Кая, о том, что мой отец совершенно неправильно его воспринимает и что я зашла в тупик.
– Я уже не знаю, как общаться с родителями, – признаюсь я. – Нам всем, похоже, была необходима Найнай, чтобы слышать и видеть друг друга. – А потом, без паузы и не переводя дыхания, выпаливаю: – В магазинчике всё плохо… я не знаю, сколько мы ещё продержимся на плаву… а они со мной об этом даже не говорили. Я пытаюсь сделать всё, что могу, но они не только отказываются помогать, но и мешают!
Стефани, похоже, мои слова даже не удивляют.
– Знаешь, я слышала, что сейчас у многих магазинов в китайском квартале проблемы.
Я выпрямляюсь, чтобы лучше видеть её лицо.
– Серьёзно?
Она кивает.
– Арендная плата растёт у всех. Это из-за джентрификации[35] окружающих
