Измена. Игра на выживание - Луиза Анри
Вокруг царил хаос. Подъехали остальные машины охраны, люди Тихона, он прижимая руку к окровавленному плечу, был на ногах, и отдавал приказы. Они добивали последних нападавших, пытавшихся отступить к фургону. Кто-то кричал в рацию о вызове скорой и полиции. Стоял вой сирен — уже городских.
Ян не обращал на это внимания. Он держал меня, его взгляд метался по моему лицу, по моей одежде, ища раны. Его ярость медленно сменялась леденящим, смертельным холодом. Он поднял голову, окидывая взглядом место нападения — разбитую витрину, труп агента у его ног, перевернутый фургон, окровавленного Тихона. Его взгляд остановился на вывеске ресторана, где он так недавно ждал меня, планируя нормальный вечер.
— Сенатор, — прошипел он. Одно слово, наполненное такой ненавистью, что стало холодно. — Они узнали. Просчитали. Потому что ты — цель.
Он снова прижал меня к себе, но теперь это был не порыв ярости, а жест обладания и одновременно отчаяния. Его губы коснулись моих волос.
— Никогда, — прошептал он так тихо, что услышала только я, сквозь звон в ушах. — Никогда больше. Никаких ресторанов. Никаких выходов. Пока я не раздавлю эту тварь.
Он поднял голову, и в его глазах горело новое решение. Страшное. Окончательное. Иллюзия изменений, выхода разбилась вдребезги вместе со стеклом ресторана. Тень Сенатора не просто нависла над клеткой. Она доказала, что клетка — единственное место, где он может попытаться удержать меня в живых. Цена свободы оказалась смертельной. И война только что перешла в личную, беспощадную фазу. Ян смотрел на хаос, и в его взгляде читалась клятва: он либо уничтожит Сенатора, либо погибнет сам. Но больше он не позволит миру приблизиться ко мне. Клетка снова стала единственным вариантом. И теперь — с еще более толстыми прутьями.
Глава 42
Роскошь виллы после нападения у ресторана приобрела гнетущее качество. Воздух казался гуще, пахнул не только дорогим деревом и цветами, но и порохом, дезинфекцией и страхом. Оливия чувствовала себя не просто обитательницей золотой клетки, а узником осажденной крепости. Охрана утроилась, патрули стали заметнее, гранича с паранойей. Выход за пределы стен был запрещен категорически — приказ Яна, отданный сквозь стиснутые зубы после той кровавой ночи. Его ярость сменилась ледяной, сосредоточенной решимостью, направленной вовне, на Сенатора. Но внутри крепости зрела другая угроза.
Оливия сидела в зимнем саду, пытаясь сосредоточиться на медицинском журнале. Рука почти не беспокоила, но внутренняя дрожь не проходила. Врачебная привычка замечать детали, читать невербальные сигналы, стала ее проклятием и защитой. Она видела слишком много.
Особенно ее настораживал Ярослав .
Старый соратник Яна, человек с лицом, изборожденным шрамами и прожитыми годами в подполье. Он был рядом с Яном, кажется, всегда. Командовал самыми «специфическими» операциями, пользовался абсолютным доверием. Но последнее время… Оливия ловила его взгляд на себе — не любопытный, не враждебный, а оценивающий. Холодный. Как будто рассматривал дорогую, но ненужную вещь, мешающую в гараже. А в последние дни, после усиления мер безопасности и отмены всех «светских» выходов, в его глазах появилось что-то новое: глухое недовольство, переходящее в презрение.
Слабость. Слово висело в воздухе, когда Ярослав смотрел на нее, а потом переводил взгляд на Яна. Слабость Пахана. Из-за которой гибнут люди, теряются деньги, отменяются важные дела. Из-за которой сам Ярослав и его люди — ветераны, костяк организации — вынуждены превращаться в нянек для «пациентки».
Сегодня Оливия заметила нечто конкретное. Она вышла в библиотеку за другой книгой и случайно увидела Ярослава в дальнем конце коридора. Он стоял у окна, спиной, но его поза была напряжена, плечи подняты. Он что-то негромко, но страстно говорил в телефон. Оливия инстинктивно замерла за углом, сердце бешено колотясь. Она не разбирала слов, но уловила интонацию — жесткую, требовательную, полную скрытой угрозы. И одно слово, вырвавшееся чуть громче, прорезало тишину коридора: «… Рита …»
Сердце Оливии ушло в пятки. Рита . Змея, изгнанная, но не побежденная. Тень, обещавшая месть. И Ярослав говорил с ней? Или о ней? С таким тоном?
Она осторожно отпрянула, стараясь не шуметь, и вернулась в зимний сад, делая вид, что просто гуляла. Но внутри все кричало. Заговор . Старый волк, недовольный «слабостью» вождя, его отвлечением на женщину и войну с призраком Сенатора. И он нашел союзницу в изгнанной Рите? Или Рита была лишь связующим звеном с самим Сенатором? Идеальный посредник — знающая все ходы и выходы, озлобленная, готовая на все.
Вечером, во время ужина в малой столовой напряжение достигло пика. Ян был сосредоточен, расспрашивал Тихона о ходе расследования нападения, о следах, ведущих к Сенатору. Тихон отвечал лаконично, как всегда, но его каменное лицо казалось еще суровее. Ярослав сидел мрачно, ковыряя вилкой еду, почти не участвуя в разговоре. Его молчание было красноречивее слов.
— …ресурсы уходят в песок, — вдруг резко встрял Ярослав, когда Тихон упомянул о затратах на усиленную охрану и киберразведку. Он не смотрел на Оливию, но его слова висели в воздухе прямо над ее тарелкой. — Гоняемся за тенями, пока реальные проблемы нарастают. Рынок на востоке шатается, конкуренты чуют кровь. А мы тут… — он жестом обозначил роскошную столовую, охрану за дверью, — сидим в осаде из-за…
— Из-за того, что кто-то посмел ткнуть пальцем в мое самое больное место? — перебил Ян. Его голос был тихим, но в нем зазвенела сталь. Он положил нож и вилку, его пальцы сжались в кулак на скатерти. — Из-за того, что тень Сенатора оказалась реальнее и опаснее, чем все наши «реальные проблемы»? Или из-за того, что я защищаю то, что мне дорого? — Его взгляд, тяжелый и неумолимый, впился в Ярослава.
Тот не отступил. В его глазах вспыхнул огонек давней обиды, смешанной с холодным расчетом.
— Дорого? — Ярослав усмехнулся, коротко и горько. — Мы строили империю костьми, Ян. По трупам. По понятиям. А теперь эти самые понятия летят к черту из-за… — Он не договорил, но его взгляд скользнул по Оливии с таким откровенным презрением, что ей стало физически плохо. — Ты меняешь правила игры. И не в нашу пользу. Люди ропщут. Сильные люди. Те, на кого держится все.
— «Сильные люди» должны понимать, кто здесь Пахан, — отрезал Ян. В его голосе не было сомнений, только абсолютная, ледяная власть. — И понимать цену предательства. Особенно в такой момент. — Он подчеркнуто посмотрел на Ярослава. — У нас война, Ярослав. Не с мелкими шакалами. С системой. И в войне все ресурсы направляются на победу. Или удержание того, что дорого. Кто не понимает — тот балласт. Балласт
