Марш-бросок к алтарю - Елена Ивановна Логунова
Не ракушки каури, это точно!
Его охватил страх, превратившийся в ужас, когда из-за спин вплотную подступивших к нему черных братьев донесся истеричный крик, интонационно очень напоминающий визг перегруженной бензиновой пилы:
— Кто тут Гольцов, руки вверх!
Оторопели все!
Обалдело поглядев поверх трикотажных макушек — черные братья были ростом пониже, чем он, — Леша увидел кошмарную асимметричную фигуру, кривобоко, хромой каракатицей, накатывающую со стороны вожделенной песочницы. Невероятно, но это тоже были черные, только не братья, а брат и сестра, разновеликие и сросшиеся головами!
Брат был повыше и поздоровее, а сестрица пошустрее: она проворнее перебирала ногами и активно размахивала руками. Одинаковыми у неправильных сиамских близнецов были только прически — на ветру черными стягами трепетали то ли короткие косицы, то ли длинные казачьи чубы. Сестрица угрожающе размахивала деревянной колотушкой, а братец поигрывал кожаной плетью и бряцал стальными наручниками.
Обыкновенные черные братья — первый и второй — на фоне этого экзотического африканского пугала смотрелись ничуть не страшно. К тому же появление сиамцев отвлекло их внимание от жертвы. Очнувшийся Гольцов с силой оттолкнул от себя первого брата, ловкой футбольной подсечкой свалил второго и метнулся вправо — к выходу из ловушки за гаражами.
Уже выворачивая во двор, он оглянулся.
В лунном свете блеснул лаковый этнический узор на ручке деревянной колотушки. Вдохновенно, весенним соловушкой, засвистала разгулявшаяся плеть.
— Гольцов? Не Гольцов? А где Гольцов? Куда все побежали?! Гольцов, стой! — завизжала сиамская сестра.
Алексей вихрем пронесся по двору и закатился в открытую дверь подъезда, как бильярдный шар в лузу.
— Ленечка, здравствуй! — сделала третью попытку общительная пенсионерка Елена Давыдовна.
Ответом ей стали затихающий в верховьях подъезда резвый топот да хлопок резко закрытой квартирной двери.
— Лешенька! — охнула мама Алексея Гольцова, едва успев отскочить с пути бегущего сына.
Алексей прыгнул в разобранную постель и укрылся с головой.
— Леша?
— Мама! У меня постельный режим!!! — донеслось из-под одеяла.
Тем вечером Алексей больше не вылезал из постели, а бдительная пенсионерка Крупенникова оставалась на лавочке у подъезда почти до десяти часов вечера. Покинуть свой пост раньше Елена Давыдовна не могла, потому что опасалась оставить без присмотра пару подозрительных молодчиков.
Парни были незнакомые, никогда ранее памятливой бабушкой не виденные, и необщительные — это настораживало! Они подошли через несколько минут после возвращения домой неразговорчивого Лешеньки Гольцова и долго топтались в совокупной тени виноградной беседки и балкона, искательно поглядывая в темный провал подъезда и замусоривая угол клумбы сигаретными окурками и обгоревшими спичками. Бабушка Крупенникова, в свою очередь, поблескивала очками на молодчиков. Те неискусно притворялись, будто стоят во дворе просто так — дышат вечерней прохладой и общаются между собой.
— Чего стоим, касатики, кого ждем? — добродушным голосом Бабы Яги, охмуряющей глупого Иванушку, спросила истомленная любопытством Елена Давыдовна на десятой минуте безмолвной игры в гляделки.
Парни зыркнули на нее с неприязнью и ничего не ответили. Тогда общительная старушка обиделась и из вредности отказалась от ранее имевшегося у нее намерения уйти домой к началу программы «Время».
Видимо, поняв, что упрямую бабку им не перестоять, около десяти часов вечера подозрительные молодчики ушли со двора. Тогда Елена Давыдовна с кряхтеньем встала с лавочки, добрела под балкон, поправила очки и внимательно осмотрела место длительной стоянки незнакомцев.
Темную тряпочку, накрывшую травяную кочку, она подняла сразу же. Тряпочка могла оказаться упавшими с балкона мужскими трусами или одиноким носком. Тогда Елена Давыдовна могла бы применить свои дедуктивные способности для вычисления владельца данной вещицы, а еще лучше — в поисках такового последовательно обойти все квартиры подъезда, попутно вовсю наслаждаясь роскошью простого человеческого общения. Однако темная тряпочка оказалась плотной трикотажной шапочкой с окошками для глаз.
— Кажись, никто из наших такое не носит? — задумчиво пробормотала старушка.
На всякий случай, она постучалась в квартиру номер семь, к Литвинниковым, сынок которых поутру бегал во дворе в карнавальном костюме Человека-Паука, неприцельно плюясь налево и направо жевательной резинкой. Но Литвинниковы не признали находку Елены Давыдовны своей собственностью, и пенсионерка резонно предположила, что шапочку потеряли подозрительные молодчики. Видимо, выронили из кармана, откуда тягали то сигареты, то зажигалки.
— Ну, придут еще — вот и поговорим, — усмехаясь, решила Елена Давыдовна.
Шапочку, как непосредственный повод для предстоящего общения, она сберегла в кармане кофты.
10
Мальчик был хорошенький, как ангелочек. Голубоглазый, розовощекий, с блестящими золотыми волосами, подстриженными в кружок, как у сказочного Иванушки. Эта фольклорная прическа умиляла обслуживающий персонал ВИП-зала тем более, что мальчик-то был не наш, а заграничный, из самой Америки!
— Какой смелый малыш! — едва не прослезилась буфетчица Светлана Петровна, приняв ребенка у сопровождающей бортпроводницы. — Сам, без папы и мамы, прилетел так далеко!
— Головы бы поотрывать этим папе и маме! — сердито пробурчал дежурный милиционер сержант Никитин. — Отправили малолетнего пацана за десять тысяч километров одного в чужую страну и не обеспечили встречу на месте! А время — десятый час, ребенку уже спать пора!
Малолетний ребенок Майкл Томпсон сидел в мягком кожаном кресле, за обе щеки уписывал бутерброды, которыми его угостила сердобольная буфетчица, и не выглядел ни напуганным, ни несчастным. И спать ему тоже не хотелось: на заокеанской родине Майкла еще не наступил полдень. На местное время биологические часы юного путешественника пока не перестроились.
Майкл доел последний бутерброд, залпом выпил газировку, отряхнул с футболки крошки, с живым вниманием огляделся по сторонам и понял, что в ВИП-зале ему занять себя совершенно нечем.
— Хочешь туда? — перехватив заинтересованный взгляд, брошенный Майклом на уютный палисадник за большим французским окном, спросила добрая буфетчица.
Майкл кивнул.
— Вадик, открой ему! — попросила Светлана Петровна. — Пусть немножко погуляет на свежем воздухе. Бедный ребенок, столько времени взаперти, в самолетах! Конечно, ему хочется размять ножки.
— Иди, малец! Разминайся! — разрешил милиционер, отпирая дверь в палисадник, обычно выполняющий роль курилки для привилегированных пассажиров. — Сейчас тут фонари зажгут, будет светло, ты не бойся!
— Йес, сэр! — сказал очаровательный ребенок и отважно переступил порог.
— «Йес, сэр!» — умилился старший сержант Никитин, которого сэром еще никто и никогда не называл. — Вот это парень! Ну, как, как американки воспитывают таких бравых пацанов?!
Бравый пятилетний пацан по крови был на четверть русским, более того — он был Кузнецовым. А если бы сержант знал, как и в каких условиях воспитывался Миша Томпсон, по бабушке Кузнецов, то смелость и хладнокровие юного путешественника тем более не показались бы ему удивительными.
Юный Майкл вырос в обстановке, которая могла свести с ума закаленного жизнью взрослого. Его мама трудилась в банке, строгие
