Марш-бросок к алтарю - Елена Ивановна Логунова
Разрывать колготки и даже белье Валентину доводилось не раз, но никогда прежде — в отсутствие облаченного в них женского тела. Возможно, поэтому он проявил неловкость и замешкался.
— Ой, да не тяни резину! — рассердилась затейница Трошкина. — Давай быстрее!
В этот момент из ущелья между гаражами и забором донесся негромкий окрик:
— Стоять!
Едва возникший топот оборвал гулкий звук удара: что-то большое шумно врубилось в металлический борт.
— Черт! — в отчаянии вскричала Трошкина, вырывая из рук Валентина неподатливые колготки. — Надевай прямо так, живо! А вторую мне, мне давай!
Из-за угла доносились характерные звуки вульгарной драки. Догадываясь, что ему вот-вот придется в нее включиться, Валентин сквозь туго обтянувший его лицо «сорокоденовый» капрон протестующе промычал:
— Мы так не догова...
— Догова! — рявкнула мелкая чертовка Трошкина и неожиданно сильным ударом кулачка в поясницу вытолкнула Валентина на арену боевых действий.
9
— Что за Лена? Кто такая? Почему не помню? — сам себя пытал рослый рыжий парень — Алексей Гольцов, прыгая по комнате на одной ноге.
Вторая его нога была голой, Алексей как раз натягивал на нее носок.
— Лешенька, что ты делаешь, ты же должен соблюдать строгий постельный режим! — заглянув в комнату взрослого сына на шум, производимый двухметровым попрыгунчиком, запричитала его мать.
— Вот я и хочу постельный, — пробормотал сынок, торопливо ныряя в футболку.
Он поднял руку, испытующе понюхал свою подмышку и щедро опрыскался одеколоном.
— Лешенька, но ведь твой доктор сказал...
— Мама, я помню все, что сказал мой доктор! — досадливо ответил недисциплинированный пациент, направляясь к двери.
Он не обманывал, но сказал только часть правды: все предписания и заключения специалиста из нейрохирургического отделения горбольницы были ему особенно памятны потому, что являлись враньем, за которое Алексей щедро заплатил. А как иначе можно было убедить недоверчивых журналистов в том, что помощник трагически погибшего депутата тоже серьезно пострадал от рук заклятых врагов правдолюбцев из партии «Наше дело»? А убедить их в этом надо было. Алексей не собирался упускать счастливый шанс привлечь к себе внимание и симпатии электората незадолго до выборов. И вообще для репутации российского правдолюбца небольшая черепно-мозговая травма — как медаль «За отвагу на пожаре»!
Алексей Гольцов был юношей активным и предприимчивым. В депутатские помощники его занесло из сетевого маркетинга, в тенетах которого Леша болтался с полгода, но подняться в топ-лигу бизнеса не сумел. Зато он научился беззастенчиво и цепко приставать к незнакомым людям, развил природный дар убеждения, отточил ораторское мастерство и уложил свою совесть в анабиоз без надежды на пробуждение. Политическому деятелю все это было даже нужнее, чем коммерческому агенту. А в роли неленивого депутатского помощника Алексей обзавелся еще и огромным количеством связей во всех слоях общества. Количество его знакомых росло с такой скоростью, что записные книжки с контактами приходилось менять трижды в год! Так что «разудалая Лена, назначившая ему многообещающую встречу под грибком песочницы, могла оказаться кем угодно — хоть Еленой Антоновной из налоговой, хоть Ленчиком из отдела кадров пивзавода, хоть Ленкой из турклуба. Разных Лен в одной только дежурной записной книжке Алексея было душ пятьдесят, не меньше!
Сбегая вниз по лестнице, общительный молодой человек бодро насвистывал и вспоминал наиболее эффектных знакомых Лен. Однако перегруженная юношеская память сохранила только самые яркие и выпуклые фрагменты женских образов. Лешу это не смутило. Как начинающий политик, он учился мечтать широко, с размахом, в масштабах целой страны и на столетнюю перспективу. Он запросто слепил воедино выдающийся бюст одной Лены, роскошные ноги другой, упругие ягодицы третьей, ангельское личико четвертой, золотые косы пятой и, заполнив пробелы нейтральным розовым тоном, получил в воображении образ столь притягательный, что последний лестничный марш преодолел одним прыжком. И со свистом выскочил из подъезда, точно поезд из тоннеля метро.
— Здравствуй, Ленечка! — громко и внятно произнесла еще одна знакомая Лена — семидесятилетняя соседка с первого этажа Елена Давыдовна Крупенникова.
Бабка, охраняющая подъезд не хуже пограничной овчарки, мгновенно сопоставила просвистевшую мимо нее мужскую фигуру с известным ей списком жильцов и назвала Алексея Ленечкой не по ошибке, а просто из вредности. Алексей уже не раз объяснял противной старушенции, что Леша и Леня — это два разных имени. Елена Давыдовна продолжала упорствовать. Алексей подозревал, что хитрая бабка таким образом просто провоцирует его остановиться и затеять с ней долгий разговор. Елена Давыдовна, проживающая в однокомнатной квартире с кошкой и собакой, сильно тосковала без человеческого общения и радовалась всем его формам — от мирной беседы о погоде до скандала с рукоприкладством. Леша-Леня Гольцов мог бы остановиться и подискутировать с бабушкой о топонимике.
Однако на сей раз старушке Крупенниковой не повезло. Занятый мыслями о Елене Прекрасной, Алексей без задержки просквозил мимо лавочки, где общительная пенсионерка с ее котом и собакой, спящими под скамейкой, образовали многофигурный монумент вроде памятника баснописцу Крылову с его героями.
— А здороваться тебя мама не научила?! — запальчиво выкрикнула раздосадованная Елена Давыдовна Алексею в спину.
Это была вторая попытка завязать дискуссию, и она тоже не удалась. Леша настолько погрузился в мечты о демонстрации умений и навыков, которые он приобрел без всякой помощи мамы, что в данный момент беспокоился лишь о том, что деревянная лавочка в песочнице под грибком может не выдержать парного показательного выступления.
Мужика, который со словами: «Стой, брат!» заступил ему дорогу, выскочив из темной щели между гаражами, Алексей в первый момент вообще не понял. Он даже оглянулся в поисках упомянутого брата, и не зря: позади него, перекрыв выход из проулка на простор двора, в самом деле возник второй мужик. В наступивших сумерках анатомических подробностей было не разглядеть, но эти два типа вполне могли являться кровной родней: морды у обоих были черные, с приплюснутыми носами. На темных рожах отчетливо выделялись только глаза, ярко прорисованные белым по черному.
— Стоять! — повторил первый черный брат.
Леше показалось, что он говорит с акцентом.
Второй черный брат, возникший в Лешином тылу, вообще ничего не сказал — возможно, вовсе не знал русского. Он молча прыгнул на Алексея, толкнул его на металлическую стену гаража, и она загудела печально, как бухенвальдский набат.
— Пра дэньги что знаешь, гавары! — подскочив к Гольцову, притиснутому вторым братом к содрогающейся гаражной стене, с отчетливым прононсом потребовал брат номер один.
Черная морда с белыми глазами приблизилась, и тут Алексей окончательно уверился, что перед ним никакой не негр. Лица братьев скрывали черные трикотажные маски, составляющие часть экипировки омоновцев и грабителей банков!
— Какие деньги? — прошептал Гольцов, уже вполне
