Брак по расчету - Кингсли Фелиция
– Итак, Эшфорд, не окажешь ли нам любезность сопроводить Джемму в малую гостиную? Ждем вас через пять минут.
Поднимаюсь по лестнице, проклиная всех святых. В такие моменты я не чувствую себя хозяином в собственном доме. Я хочу просто заниматься своими делами, но всем от меня что-то нужно.
Джемма, в розовом махровом халате и с завернутыми в полотенце волосами, лежит на кровати и листает Cosmopolitan.
– И по какой же причине ты пришел помешать мне в этот драгоценный миг размышлений? – спрашивает она, не дав мне и шанса что-то сказать.
– Ты меня возненавидишь, – признаю я.
– Чтоб ты знал, это и так почти произошло, – замечает Джемма, не глядя на меня.
– Моя мама собрала свой благотворительный комитет, и они хотят, чтобы ты к ним присоединилась.
– Слушай, я миллиардерша! Не знаю, что там они вбили себе в голову, но мне от вас, снобов, благотворительность не нужна, – оскорбленно отвечает Джемма, садясь на кровати.
– Джемма, тебе никто ничего давать не собирается. Они хотят привлечь тебя к организации благотворительных вечеров. Как герцогиня Берлингем, по их мнению, ты должна активно влиться в общество, как и положено каждой хорошей жене – или тем, кто хочет ими стать.
Джемма бросает на меня гневный взгляд.
– В свою защиту скажу, что я был против.
– Не сомневаюсь, ты грудью встал на мою защиту.
Да, возможно, я не так и настаивал.
– Если тебя это утешит, меня они тоже загнали в угол. Решили, что мое присутствие по каким-то необъяснимым причинам необходимо.
– Что ж, Бог все-таки существует.
– Так ты спустишься? – спрашиваю я ее в который раз.
– Дай мне минутку. Оденусь и приду.
Минутка превратилась в четверть часа, и все ради результата, как и всегда, сомнительного.
Джемма входит в малую гостиную в обтягивающем комбинезоне из серебристого велюра, с по-прежнему мокрыми распущенными волосами. Встречают ее потрясенные взгляды гостей.
Я уже собираюсь сесть на стул подальше, но тут меня визгливо окликает Челси:
– Тут на диване полно места! Тебе будет удобнее, – щебечет она.
– Предпочитаю участвовать в качестве слушателя, – отвечаю я и сажусь на безопасном расстоянии.
Им ни за что не сделать из меня активного участника. Тогда я живым не выберусь.
Весь следующий час десять женщин кудахчут и квохчут, пытаясь перекричать друг друга, и я с трудом улавливаю такие слава, как «тафта», «живая картина», «ледяные скульптуры», «памятные вещи», но соединить их в осмысленное предложение не могу.
Джемма со своего стула, на котором сидит, скрестив ноги, бросает на меня мрачные, полные ненависти взгляды.
Не могу ее винить, я тоже себя ненавижу. Если бы я только пришел домой на пять минут позже!
Моя мать призывает всех к порядку при помощи колокольчика – что за раздражающий звук!
– Дамы, могу сказать, что нам удалось составить достойный список мероприятий по сбору средств. Теперь осталось только разделить их между собой. Одно мероприятие на человека – это, как мне кажется, более чем разумно. Я готова взять на себя первый вечер, который откроет сезон: он уже не за горами, так что не хочу никому из вас усложнять задачу сжатыми сроками.
Затем каждая из присутствующих дам по часовой стрелке выбирает себе мероприятие, пока не подходит очередь Джеммы, которая, когда ее окликают, падает с облаков с мечтательным видом.
– Джемма? – торопит ее моя мать. – Ну что?
– Ну что – что? – откликается она.
– Какое благотворительное мероприятие ты выбираешь?
Джемма пожимает плечами:
– Я думала, будет праздник.
– Это все праздники! – выпаливает Софи.
Софи начинает действовать мне на нервы, к тому же это вообще она виновата, что я должен сидеть здесь, поэтому мне хочется вмешаться и поставить ее на место.
– А ты, Софи, считаешь своим моральным долгом комментировать каждое слово?
Я явно застал ее врасплох.
– Я только хотела…
– Я спросил не потому, что мне интересно, – перебиваю ее я, а затем обращаюсь к Джемме, которая смотрит на меня во все глаза: – Пожалуйста, Джемма, продолжай, что ты хотела сказать?
– Что в календаре свободно? – спрашивает она подозрительно покорно.
– Посмотрим, итак, вечер григорианских песнопений, похоже, сложновато. – Моя мать с леди Венецией листают список. – На ужине в честь двадцатилетней годовщины должен быть особый регламент.
Выглядят они при этом точно два хирурга во время операции на открытом сердце.
– Ну конечно! – восклицает леди Венеция.
– Благотворительный показ мод! Идеально.
– Ты серьезно? – скептически спрашивает моя мать.
– Разумеется! Каждый год сценарий один и тот же. Джемме просто нужно будет распределить наряды, которые передадут в качестве пожертвований, и решить, в каком порядке их наденут и покажут.
– Ты готова? – вздыхает мама, обращаясь к Джемме.
Джемма пожимает плечами:
– Почему нет? Это показ мод, мне же не придется обезвреживать бомбу?
– Что ж, пусть будет показ, – сдается мама, нехотя вписывая имя Джеммы в таблицу.
Встреча закончена, и мы с Джеммой выходим.
– Скажи мне вот что, Эшфорд. Ты только что публично встал на мою сторону или мне просто показалось?
– Как бы ты ни трепала мне нервы, ты все равно моя жена, и неуважение к тебе означает неуважение и ко мне. И потом, из-за этой слабоумной Софи и ее идиотской идеи я пропустил сегодняшний турнир «Ролан Гаррос». Она заслужила наказание.
– Защищать меня – это минимум, что ты можешь сделать, после того как втянул меня в очередной балаган.
– Мне нет оправданий, – признаю я.
– Вот именно. Я должна лишить тебя карманных расходов.
К нам подходит Ланс.
– Почта, – произносит он и начинает раскладывать конверты на подносе. – Вот эти для герцога, – говорит он, протягивая мне довольно объемную стопку. – А это для герцогини. – Он отдает Джемме один конверт.
Красивый, элегантный, из креповой бумаги и с большим гербом – следовательно, это точно не знакомые из Лондона.
– Кто тебе пишет?
Джемма прижимает конверт к себе:
– Может, займешься своими делами?
– Нет, – отрезаю я.
Джемма отходит в угол и встает спиной ко мне, чтобы скрыть конверт. Я встаю прямо за ней: я выше ее на добрую голову, поэтому прочитать записку мне совсем не сложно.
Почерк изящный, наклоненный. Летящий, но четкий. Писали перьевой ручкой с черными чернилами.
«На матче по поло я говорила тебе не пропадать. Куда ты, черт возьми, делась? Потеряла мою визитку? Я была бы рада выпить с тобой чая, как насчет встретиться у меня в Олстром-хаус в пятницу днем? Ответ «нет» не принимается. Я тебя жду.
Сесиль Локсли».
– Сесиль Локсли? – удивленно-неодобрительно спрашиваю я.
– Не могу поверить! Ты прочитал! Это нарушение права на личную жизнь!
– Успокойся! Ты же не третью тайну Фатимы [35] раскрыла!
Джемма вызывающе смотрит на меня, уперев руки в бока.
– Да, Сесиль Локсли. А что такого?
Да, действительно, что такого.
– Это же Сесиль Локсли!
Ладно, возможно, аргумент не самый удачный, но, если бы вы знали Сесиль Локсли, вам бы его хватило. Она странная! Она самая большая чудачка, которую я когда-либо встречал. Неврастеничка, постоянно спорит, идет против большинства и просто асоциальная. Нет никого, кто мог бы с ней ужиться… Никого, кроме, возможно… Джеммы.
25
Джемма
Армстронг, дворецкий Олстром-хауса, ведет меня в оранжерею.
Леди Локсли сидит за белым кованым столиком, обильно накрытым к чаю. Хозяйка дома одета в темное, как и в прошлый раз, – теперь в длинное шелковое кимоно, черное.
– Леди Локсли, добрый день, – уважительно приветствую ее я. Обычно у меня такой привычки нет, но она первая из аристократов пригласила меня к себе в гости.
– Джемма, проходи, садись! – приглашает она меня почти по-дружески.
