Брак по расчету - Кингсли Фелиция
– Мы дружим еще с колледжа, потом вместе учились в Оксфорде со всеми вытекающими.
– Но ты не в форме команды по поло, – замечаю я.
– Ты что, шутишь! Я пилот «Формулы‐1» и не могу рисковать – что, если упаду с лошади и сломаю запястье? – возражает он, поправляя пиджак цвета хаки поверх белой льняной рубашки и таких же брюк и опуская на глаза солнечные очки.
– Это одно из многих противоречий Харринга. В каждом заезде он рискует своей жизнью и при этом беспокоится, как бы не упасть с лошади.
– Но рискую-то я, Паркер, или нет?
– Именно ты, я не претендую.
– Ладно, итак, вот и твоя Джемма! Если могу быть бессовестно откровенен, на уроженку Лондона она не похожа.
Я чувствую, что с Харрингом могу говорить открыто.
– Его матери не нравится мой внешний вид, и при помощи этой болезненной трансформации она попыталась превратить меня в молодую версию себя. – И, сказав это, я вытаскиваю шпильки, и волосы рассыпаются по плечам. – Она их терпеть не может, – говорю я, указывая на кончики цвета фуксии.
– Дельфину, должно быть, хватил инфаркт! – замечает Харринг, глядя на мои локоны.
– К сожалению, нет, – отвечает Эшфорд.
Раздаются звуки труб: игроков созывают на поле.
– Игра вот-вот начнется, – замечает Эшфорд.
– Раз ты не играешь, то можешь присоединиться к группе старикашек и помочь мне снизить средний возраст по больнице, – предлагаю я Харрингу. Он милый и, думаю, мог бы рассказать мне парочку щекотливых историй об Эшфорде.
– По правде сказать, у меня в планах кое-что другое, – отвечает он, вытянувшись и пытаясь разглядеть кого-то за нашими спинами. – Алисия Трахерн сегодня сногсшибательна!
Эшфорд скептично смотрит на него:
– Трахерн? Ты же всегда говорил, что у нее оттопыренные уши, как у слона!
– Но сегодня она распустила волосы, так что ушей не видно. – И с этими словами Харринг исчезает в толпе зрителей.
Эшфорд пожимает плечами:
– Такой уж Харринг.
Пока Эшфорд направляется на поле вместе со своей командой, я иду обратно к своей очаровательной компании из дома престарелых, но натыкаюсь на группу девушек примерно моего возраста, и… боже, я хочу провалиться сквозь землю!
Эта чокнутая Дельфина заставила меня поверить, что я должна ходить, завернувшись в выцветшие обои, а все эти девушки одеты по последней моде в яркие короткие платья с развевающимися юбками с воланами! Они будто сошли с первой полосы журнала Vogue.
Когда они меня замечают, то собираются в круг, и я оказываюсь в центре.
– Леди Берлингем, я полагаю. Новая хозяйка Денби-холла, – произносит самая высокая, глядя на меня. – София Скайпер-Кенситт. Я знаю Эшфорда всю свою жизнь. – Она снова оглядывает меня с ног до головы. – Какой ошеломительный выбор.
– Исключительный, – вторит ей кто-то. – Мы все с нетерпением ждали возможности познакомиться с новой герцогиней.
– И какой прелестный вид! – добавляет третья.
– Вы тоже отлично выглядите. Я видела похожие платья в «Селфриджес» [33].
Они замолкают, и Софи (кажется) говорит:
– Я не хожу в «Селфриджес». Платье сшил портной на заказ.
Растерянно смотрю на них, колеблясь: не хочу возвращаться к бабулькам! Я хочу быть здесь, с этим девушками, и говорить о моде и вечеринках.
– О, ну тогда мы могли бы посмотреть игру вместе, не знаю, поболтать, может, вы порекомендуете мне хорошего портного и на следующем мероприятии я тоже буду не среди тех, кто пережил Первую мировую войну!
На лице Софи появляется удрученное выражение.
– Наш шатер полон. Обычно всегда кого-то не хватает, но сегодня первый чемпионат и пришли абсолютно все, – выделяет она последние слова. – Даже для собаки места нет – причем маленькой. – И все вокруг смеются, будто услышали шутку века.
Это что, оскорбление?
– В таком случае в следующий раз, – говорю я, поправляя ненавистную шляпину, сползшую мне на лоб.
– Ждем с нетерпением, – отвечают они, направляясь к шатру.
А я возвращаюсь к своим старушкам.
Бюстгальтер расстегнулся, и все время матча я чувствую, как он болтается на спине, доводя меня практически до исступления, но поправить его прямо здесь нельзя, поэтому, как только заканчивается первый тайм, я бегу к туалетным комнатам.
Закрывшись в кабинке, наконец снимаю верхнюю часть наряда и пытаюсь застегнуть крючки. Чтоб ее, эту Дельфину с ее корректирующими бюстгальтерами неправильного размера! И, пока снимаю белье и пытаюсь отрегулировать лямки, дверь в туалет распахивается, впуская внутрь смех и перестук каблуков.
Как ее там зовут, ту тощую метлу с вялым рукопожатием, с которой я познакомилась? Софи? Да, должно быть, она – узнаю этот голос с поставленным произношением, а с ней, должно быть, и остальные фарфоровые куклы.
– Стоило прийти, только чтобы увидеть ее. Ну и цирк!
– Уродов, ты хочешь сказать, – добавляет второй, незнакомый голос.
– Или зоопарк! – вторит третья.
Я пытаюсь сдержать смешок, думая о ничего не подозревающей жертве сплетен.
– Серьезно, вы видели, как она ходит? Качается, точно с похмелья!
– Не говоря уже о наряде! За километр видно, что ее заставили это надеть. Вся ерзает, точно хочет сбросить одежду.
– Я думала, у Эшфорда вкус получше. Эта Джемма определенно ничем не выделяется!
– Готова спорить, она даже не говорит по-французски! Или по-немецки, – замечает еще один, более пронзительный голос.
Осознав, что объект их колкостей именно я, смеяться мне уже не хочется. Боже, какая ярость поднимается внутри! И как мне хочется выйти и сказать им пару ласковых, схватить за волосы и потрепать! Да, будь мы на стадионе, и вопросы решали бы по-моему. Будь на мне моя одежда, я могла бы защититься. Но вместо этого на мне какой-то мешок, в котором мне хочется умереть от стыда, и да, приходится с ними согласиться: меня заставили его надеть. Да, я не говорю по-французски и даже по-немецки. Но я не такая сволочь, как вы!
Болтовня и хихиканье смолкают, когда неожиданно распахивается дверь другой кабинки и звучит еще один незнакомый голос:
– Знаешь, Линда, я как-то имела неудовольствие сталкиваться с твоим немецким, что устным, что письменным, и ты в обоих случаях в пролете. Про твой французский вообще молчу. Ведь это мой родной язык, так что сравнение неравное.
Трое сплетниц замолкают, а потом, после краткого плеска воды и шума сушилки для рук, четвертая участница разговора, похоже, выходит.
– Еще этой лягушатницы не хватало.
– Чтоб ей сквозь землю провалиться, этой Сесиль Локсли! На Джемму хотя бы смотреть весело. Неподходящая жена Эшфорду Паркеру!
Я с трудом сглатываю, сидя на крышке унитаза и прижимая руки к груди, так и не справившись с лифчиком, прислушиваясь, что еще скажут.
– Я была уверена, что он женится на Порции, – замечает одна.
– Да, все так думали.
– Я разговаривала с Порцией перед Рождеством, и она была уверена, что Эшфорд к весне сделает ей предложение!
– Что ж, надо быть попроворнее. Торговка рыбой оказалась быстрее!
– Кажется, она работала гримером в театре, – сообщает другой голос.
– Какая разница, – небрежно отмахивается Софи. – И, раз уж Эшфорд больше Порции не принадлежит, скажу вот что. – И, значительно понизив голос, она продолжает: – Его форменные бриджи для поло такие обтягивающие, что не оставляют никакого простора воображению! Видно прямо все, и, черт возьми, ему повезло! Есть с чем поразвлечься!
И все закатываются в истерическом хохоте.
– Готова спорить, эта Джемма даже не знает, с чего начинать!
– Почему? А ты что, знаешь? – спрашивает одна.
– Ты бросаешь мне вызов, Линда? – ехидно отвечает Софи.
Я чувствую, как пылают щеки. Эти трое считают Эшфорда привлекательным! Более того, беззастенчиво рассматривают все его части тела!
Теперь мне ясно: вот почему женщины на матчах по поло всегда держат бинокли. Чтобы следить не за соревнованиями, а за игроками в узких штанах!
